— Понимаю.
— Так почему же, милая моя, ты постоянно транжиришь Силу на забавы? На непрактичные дела и вещи? На механизмы? Машинки? Колеса и колесики?
— Я уже извинилась за двуколку, — надулась юная чародейка. — Я уже сказала, что сожалею и что я не хотела... А вообще-то...
— Что?
— Именно машины и колесики — вещи практичные. И экипажи, которые по дорогам ездят. Когда-нибудь придет такое время...
— Взгляни, Вериги, — прервала пожилая чародейка. — Взгляни туда и скажи мне, что ты видишь?
— Ну... Леса.
— Вот именно. Леса, только леса, от Кейп-Кода до Луизианы, от Флориды до Канады, ничего больше, только дикая, густая, непроходимая чащоба. Это — Новый Свет. Это — Америка! Здесь нет и никогда не будет дорог, по которым могли бы ездить какие-нибудь экипажи или машины. Здесь, в Америке, у таких вещей, как машины и экипажи, просто нет будущего. Никакого будущего, Верити. Потому мы, чародейки Америки, не имеем права тратить время ни на какие экипажи или машины.
— Но...
— Никаких но. Кончай с механизмами. Ты поняла, милая?
— Поняла.
Над раскинувшимися от Кейп-Кода до Луизианы и от Флориды до Канады лесами висел тонкий серпик луны. Над головами волшебниц беззвучно пронеслась летучая мышь.
— Когда-нибудь, — мягко прервала молчание Дороти Саттон, поглаживая каштановые волосы Верити Кларк, — когда-нибудь у тебя будут дочери, девочка моя. Дочери, очередное поколение американских чародеек. Очень важно, чтобы Сила, которую ты передашь им в наследство, была силой истинной и полезной. Думаю, ты не хочешь, чтобы единственным, на что будут способны твои дочери, стала поломка двигающихся экипажей? Ведь ты не хочешь этого, правда? Значит, тебе надо учиться. И отделаться от скверных привычек.
— Да, бабушка. Я понимаю.
— Ну, значит, возвращаемся. Я сильно проголодалась.
— О-о, и я тоже!
Они медленно спускались по склону, среди высоких трав. Спускались к поселку, вкусно пахнущему дымами из печей.
— Бабушка...
— Слушаю.
— А когда я вырасту, мы для меня тоже поймаем мужа?
— Конечно.
— А если ни один не придет?
— Всегда кто-нибудь да приходит, Верити. Всегда.
Внизу, между вязами, поблескивая серебром, текла Мисчиф-Крик.
В ВОРОНКЕ ОТ БОМБЫ[21]
Наши антологии фантастики уже имеют свои традиции. Первая — написание «антологических рассказов» по принципу «бомбу вверх, бах, трах и ур-ра! Вперед на лихом коне!». Самые прыткие приходят к финишу первыми и получают звание «авангард SF». Менее прыткие отпадают в предварительных заездах либо заваливаются на первых же оксерах... Этим остается лишь набираться сил для разносных рецензий на рассказы «авангардистов».
Другая традиция — предварение рассказов авторскими комментариями: писатель рассказывает, откуда взялась идея, что он хотел этим сказать, признается в том да сем. Порой добавляет эпиграф. Эпиграф имеет целью убедить читателя, что автор не только пишет, но порой еще и читает, причем умные вещи, из которых и берет эпиграфы.
Так пусть же и мне дозволено будет предварить рассказ пояснением, к сожалению, несколько длинноватым.
Давно-давно, когда я был еще чертовски красивым молодым брюнетом, вышла в свет и Наделала много шума книга
Леопольда Тирманда «Плохой»... Но не о книге пойдет речь, а о маленькой аннотации к ней, помещенной на обложке. Обложка моего экземпляра «Плохого» подверглась, увы, разрушительному влиянию времени и деструктивному воздействию особ, бравших у меня книжку почитать. Особ этих я не перечисляю из-за недостатка места. Однако вернемся к обложке и аннотации. Критик, имя которого выветрилось у меня из памяти вследствие склероза, написал примерно следующее: «Варшава, описанная в «Плохом», не существует и не существовала никогда, так же как никогда не существовал Лондон из «Трехгрошовой оперы».
Toutes proportions gardéez[22], я уведомляю, что описанный в предлагаемом рассказе город Сувалки и его понимаемые в широком смысле окрестности не существовали никогда точно так же, как не существовал Лондон из «Трехгрошовой оперы».
Вышеприведенное вступление написано исключительно по той причине, что неприлично было воспользоваться эпиграфом к «Королю Юбу»[23], поскольку он столь широко известен, что нет смысла похваляться его знанием.
Одновременно автор извещает, что некоторые совпадения всего со всем и несовпадения ничего ни с чем могли возникнуть абсолютно случайно. На вопрос: «Почему так получилось?», автор отвечает: «Чтобы было веселей».
23
Речь идет о сатирическом гротеске «Король Юбу, или Поляки!» француза Альфреда Ярри. Король, по словам автора гротеска, «правил в Польше, то есть нигде». Гротеск, написанный для театрика марионеток пятнадцатилетним лицеистом, был поставлен в Париже в 1896 году и стал предвестником сюрреалистического театра, а фигура отца Юбу нашла верное отражение в многочисленных диктаторах X X века, начиная от Муссолини и Гитлера и кончая различными деспотами Африки, Азии и Латинской Америки. —