— Давай их сюда. — Разведчики были посланы в сторону саксонской армии, нужно же знать, решатся ли они принять его предложение и перейти Одер. Решились, видимо.
Глава 25
Событие шестьдесят седьмое
— Блажени вси боящиися Господа, — басил епископ Охотский и Тихоокеанский Артемий.
И люди, заполнившие шатёр, переоборудованный под православный храм, так же басовито откликались:
— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
— Ходящии в путех Его. — Продолжал гудеть владыка Артемий.
— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. — Возопили уставшие от духоты в шатре моряки и графья с графинями, эти просто возопили, так как не то, что церковно-славянскага языка не ведали, так и по-русски только пару слов успели выучить. «Бог» и «Владыко».
— Жена твоя яко лоза плодовита, во странах дому твоего. — Юрий Данилович Вильстер крестился и вместе со всеми старался басить не меньше:
— Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
Как-то в Санкт-Петербурге он был на процессе венчания одного из капитанов кораблей. Там в Петропавловском соборе всё было чуть торжественней, но от этого ничуть не короче. Любят русские всё же длинные и пафосные действа. А ещё вопрос тогда у Вильстера возник. В России вообще не выращивают винограда и народ просто не знает, что такое лоза. Почему не заменили на что знакомое русским. «Жена твоя яко репа плодовита».
— Имаши ли, Юрий, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, пояти себе в жену сию, Автотью, юже зде пред тобою видиши? — рявкнул на адмирала отец Артемий, переименовавший позавчера Амалия в Авдотью. Не только само венчание долгое, приготовления к нему тоже на три дня затянулось.
— Имам, честный отче. — Вспомнил Вильстер, что должен отвечать жених.
— Не обещался ли еси иной невесте? — зыркнул на адмирала епископ, и народ в шатре точно так же грозно уставился на норвежца.
— Не обещахся, честный отче. — Чистая правда, вот до тридцати трёх лет дожил, а не обещался. Всё некогда было. То война, то безденежье, то снова война, то совсем нищета, когда Пётр Алексеевич помер и жалование не платили полтора года. Всё что могли они с отцом продали, чтобы с голоду не умереть.
— Имаши ли произволение благое и непринужденное, и твердую мысль, пояти себе в мужа сего Юрия, егоже пред тобою зде видиши? — Повернулся к Амалии владыка Артемий.
Именно этим три дня сам Артемий и занимался — учил графинюшку нескольким правильным ответам на задаваемые сейчас вопросы. Должна на русском была ответить. И самое главное не на нормальном русском, а вот на этом церковном непонятном языке. А ещё вдалбливал ей, что он не «Святой отец». Он — «Ваше Преосвященство», «Преосвященнейший Владыка» или просто «Владыко».
— Имам, чистнытый отчик. — пискнула Амалия — Авдотья.
— Не обещалася ли еси иному мужу?
— Не обещахся, святой… Ой, чистнытый отчик.
И тут как гаркнет прямо совсем уж басовитым басом диакон:
— Благослови, Владыко!
— Благословено Царство Отца и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков.
— Аминь.
— Миром Господу помолимся! — вновь заревел диакон. Попробуй такого ослушайся. Одна огромная рыжая борода чего стоит. А голос?! Такой голос штучно выдают. Не иначе святые покровители в раю в карты разыгрывают для своих подопечных. Или в кости?
Пока дальше шли молитвы, Вильстер на десяток минут выпал из действительности, раздумывая о том, правильно ли он поступил, решив оставить Амелию здесь, в крепости Мазаган. Тревожно было. Мавры эти не усмирённые им, чего доброго, нападут. А с другой стороны, тащить молодую девушку в такую даль…
— Венчается раб Божий, Юрий, рабе Божией, Авдотье, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. — долетел до него бас епископа, выводя из задумчивости, — Венчается раба Божия, Авдотья, рабу Божию, Юрию, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. Господи Боже наш, славою и честию венчай я.
— Вонмем! — перебасил епископа диакон.
— Ваше Превосходительство! — заорал громче обоих священников, ворвавшийся в шатёр, боцман Семён, — Басурмане! К крепости войско подходит!
— Долго ещё, Владыко?! — не бросился из шатра адмирал. Подождут пару минут басурмане. Не каждый день он женится, а басурман ещё на его век хватит.