Сташек крепко прижимал к себе младшего брата и не отходил от окна. Раз, другой, третий стукнули буфера.
— Прицепили! — верещат мальчишки, наблюдающие за последними маневрами локомотива. Ревет паровоз. Гудок, второй. Для Сташека этот характерный рев, которого он так испугался, когда впервые услышал его в Шепетовке, прозвучал сейчас, как трубы херувимов. Вырываются клубы пара, локомотив несколько раз пробует свои силы, и траспорт трогается!
Люди обнимаются, целуются, смеются, плачут, проклинают, вслух молятся и благодарят Бога… Сташек всматривается в толпу у ворот. Стоят они там грустные, редко кто провожает отъезжающих коротким взмахом руки, женщины вытирают глаза, некоторые мужчины снимают с голов ушанки. А Сташек все смотрит, и смотрит. Есть! Ольгерд Домбровский прятался за будкой и оттуда провожал глазами уходящий в Польшу поезд.
— Ольгерд! Ольгерд! — кричал, как сумасшедший, Сташек, выставив голову в вагонное окошко. Наверное, Ольгерд услышал его, потому что вдруг отскочил и исчез за будкой. А паровоз, подгоняя себя гудками, набрал скорость.
Длительных остановок не делали, кроме тех, когда цепляли очередные вагоны, ожидавшие состав в Нижнеудинске, Алзамае и Тайшете. Только в Канске их держали целый день, там эшелон окончательно сформировался и получил транспортный номер ТП-2564.
— Прошу хорошо запомнить этот номер, если кто-то по дороге отстанет, он должен немедленно явиться к коменданту станции, сообщить номер своего эшелона, только в этом случае отставший будет иметь шанс догнать нас. Но советую не теряться: с тем, чтобы догнать эшелон, могут быть проблемы. Эшелон никого ждать не будет.
Так пассажирам транспорта ТП-2564 представился в Канске его комендант, лейтенант НКВД Борыкин. Он и польский представитель репатриационной комиссии, пан Городецкий, отвечали в этом транспорте за все и должны были сопровождать его до польской границы. Борыкин потребовал, чтобы каждый вагон выбрал своего коменданта. В пятом вагоне с этим проблем не было, добровольцем вызвался Чичол.
Чичола звали Феликс, но его молоденькая хорошенькая жена Юлька называла его Фелюсь. Чичол был слишком стар, чтобы идти на фронт, а первым транспортом ехал потому, что оба его сына были в армии. Жена Чичола умерла еще в Калючем, а когда ушли на фронт сыновья, Чичол сошелся с молоденькой Юлькой. А поскольку Юлька тоже осталась одна, похоронив всю семью во время эпидемии тифа, она жила теперь спокойно с Чичолом и плевать на все хотела. Когда бабы изводили ее из-за старика, она беззастенчиво огрызалась:
— А вас что, так свербит, завидуете, что у меня мужик есть? Палкой поковыряйтесь, а от меня отстаньте. Старый! Старый, да ярый! Смотрите, монашки какие отыскались!
В вагоне Юлька вела себя прилично, но Гонорка Ильницкая терпеть ее не могла с самого начала и при одном ее виде шипела, как змея:
— Ни Бога, ни справедливости в этом мире! Как можно, чтоб такая вертихвостка ехала в Польшу, а наша Сильвия или хоть бы эта пани Домбровская с детьми в Сибири остались?!
И уж совсем потеряла Гонорка всякую веру в людскую и божескую справедливость, когда кто-то сообщил, что в вагонах, прицепленных в Тайшете, возвращается в Польшу Ирэна Пуц.
Вагоны на отрезке между Тулуном и Канском цепляли в спешке, в самый конец эшелона, некоторые ночью, так что трудно было сориентироваться, кто и из какой местности в них едет, есть ли там знакомые. Поэтому, когда объявили, что эшелон простоит в Канске почти целый день, народ высыпал на перрон в надежде встретить земляков. Вдоль всего состава клубилась толпа. Люди бегали из конца в конец состава, искали глазами, громко выкрикивали названия местности, иногда фамилии:
— Есть тут кто из Копычинцев?
— … из Скалата?
— …Гусятина?
— …Яремчи?
— … Коломыи?
— Залещиков?
— …Борщова?
— …Городенки?
— …Бучача?
— …Тлустова?
— …Ворволинцев?
— …Червонного Яра?
Откликнулась пани Дерень из Тлустово. Из Ворволинцев — пани Гибалова, соседка Долины по колонии. Она возвращалась в Польшу с двумя детьми, Гибала погиб под Ленино. А из Червонного Яра не отозвался никто. Сташек попробовал действовать иначе: выкрикивал имена людей из Калючего, из Шиткина. Из вагона выглянула женщина:
— Мы из Каена, кто спрашивал?
Сташек подскочил от радости:
— Это я, Сташек! Пани Земняк, вы меня не узнаете?
— Да, вот уж не ждала! Как же ты вырос, Сташек! Здися! Эдек, а ну посмотрите, кто к нам пришел!