Они насчитали сорок березовых крестов. Но ни одной надписи, ни одного имени.
Даже здесь, в Киеве, некоторые еще надеялись, что случится чудо, и их транспорт направят в Житомир, Шепетовку и Тернополь, в родную подольскую сторонку. Но чуда не произошло, транспорт ТП-2564 направили на линию Коростень, Сарны, Брест.
Запах кадила, огоньки свечек, алтарь в цветах, первые такты органа, колокольчики костельных служек и старый ксендз в серебристой ризе, несущий золотистую дароносицу.
Стук падающих на колени людей и всеобщий громкий плач! И молитвенное благодарственное пение по окончании службы:
От Сарн недалеко уже до новой польской границы. Поэтому каждый километр, каждый час пути приводил людей из транспорта ТП-2564 в состояние возбужденного нетерпеливого ожидания встречи с Польшей. А тут еще одна остановка, в Ковеле. Через перрон от них стоял еще один транспорт с поляками, репатриантами из Волыни. Сибирякам все, что рассказывали волынцы, было новостью, в которую трудно было поверить.
— Вам хорошо! В Сибирь вас не вывозили, войну дома пережили, а теперь со своим скарбом на новое место едете. А мы одних вшей и везем в Польшу.
В волынском эшелоне мычали коровы, ржали лошади, дажу куры кудахтали. Волынцы грустно кивали головами, они-то знали и другое.
— Нечему особо завидовать… Что с того, что нас Советы в Сибирь вывезти не успели? А вы знаете, что у нас на Волыни, а особенно у вас на Подолье, творилось, когда немцы пришли? Сначала всех до одного евреев поубивали или в газовые камеры отправили. А потом за поляков взялись: облавы, отправка в Германию на принудительные работы, концлагеря, казни… А хуже всего, что укранцев, разных там сичовцев, оуновцев и других, на нас натравили: сосед соседа убивал. У нас на Волыни целые польские деревни палили, поляков косами резали, топорами рубили, в колодцах топили. Никому пощады не давали.
— Люди, побойтесь Бога, что вы такое говорите! Не может же быть, чтоб человек на человека так шел. А как вам удалось выжить?
— Чудом, чудом выжили. Поляки прятались по городам, местечкам, в разных тайниках. Польские партизаны помогали. Организовали самооборону. Ну а потом Советы вошли, война кончилась. Если б, не дай Боже, война еще с год шла, наверняка мы бы тут не встретились… Не завидуйте нам, нечему. Мы вот не плачем, что нас из родных краев выгоняют, радуемся, что из этого пекла ноги унесли.
Из Ковеля выехали ночью. Утром были в Бресте, а оттуда до границы на Буге рукой подать. На станции в Бресте первые видимые признаки Польши: маневрирующий польский локомотив посвистывает, а не ревет. Это он потащит состав из Бреста в Польшу. Польские железнодорожики в характерных конфедератках.
— Когда отправляемся, Панове?
— Как только ваши «опекуны» с формальностями пограничными управятся.
Трудно вытерпеть. Тем более что советские пограничники плотным кордоном оцепили состав, чтобы с этой минуты никто не мог в него попасть. И вагон за вагоном тщательно обыскивают, пересчитывают людей, сверяют с собственными списками, проверяют документы, уточняют сомнительные моменты.
Закончили! Какое облегчение. Первый и последний раз на их обратном пути из Сибири стукнули двери вагона, сдвинутые советским солдатом. Чтобы хоть что-то увидеть, народ давится насмерть у окошек.
— Что там видно, говорите, говорите!
— Река какая-то…
— К мосту подъезжаем.
— Советские с подножек соскочили, наверное, наша граница!
Поезд явно замедлил ход. Рванули двери нараспашку.
— Пограничный столб, бело-красный…
— Табличка с орлом «Рес… рес…»
— Республика Польша!
— Польский солдат в конфедератке…
— Улыбается, честь отдает…
— Люди, это же Польша!
— Мы в Польше!
— Наконец-то, наконец-то, Господи Исусе, пресвятая дева Мария!