— Гонорка их родственница!
— Тетка, что ли…
— Родственница! Имеет право…
— Она им как родная мать…
Комиссары закончили совещание, что-то записали, новый подошел к Гонорке.
— Люди говорят, что вы их родственница? Это правда?
— Правда, пан комиссар, правда! — перекрикивали бабы друг друга.
— Тихо, граждане! Я гражданку Ильницкую спрашиваю, а не вас. Кем вы им приходитесь?
— Ну… тетей! Покойная Ядвига, их мать, и я…
— Ну, хорошо, хорошо, пусть будет тетка! У вас тут все такие тети? — это уже вопрос к Леонову. А потом опять в сторону Ильницкой и всех остальных — гражданка Ильницая, поручаем вам временно опеку над этими детьми. Можете перейти в другой вагон вместе с ними.
— Пан комиссар, Бог вас…
От радости Гонорка пыталась поцеловать ему руку. Новый растерянно отступил.
Наблюдая за проблемами Гонорки, Ежи Данилович неожиданно осознал, что и с его семьей может случиться то же самое. Ведь они даже сейчас могут разделить его с женой и сыном! Нет документов о браке с Наталкой, нет метрики сына. Если Леонов не поставил их в список, что делать? Что же делать? Все страхи и надежды в руках комиссара Леонова! И Ежи рискнул.
— Скорее, Высоцкая, скорее!
Высоцкая никак не могла справиться с багажом и непослушными мальчишками. Леонов пошел за ней в глубь вагона. Новый разговаривал с солдатами из конвоя. Момент был самый подходящий, и Данилович оказался рядом с Леоновым.
— Пан комиссар, хотел поблагодарить за жену и сыночка, — прошептал он, а его серебряные карманные часы на цепочке скользнули в карман комиссара.
Удивленный Леонов исподлобья взглянул на Ежи, сунул руку в карман. Тут же ее вынул, и как ни в чем не бывало, стал торопить Высоцкую.
— Ну, что, Высоцкая, долго еще там?
На секунду только повернул голову к Даниловичу и прошипел сквозь зубы:
— Ну, ты, Данилович… твою мать…
Вечер. Новый эшелон все еще стоит. Весь день шла перегрузка ссыльных из польских вагонов в российские. Людям уже известно, что станция пересадки называется Шепетовка. Недалеко от польской границы, но уже за ней, в России! Так они говорят — в России. Не говорят: Советский Союз, коротко — Советы. Советы, советский, Россия, российский. Для людей из эшелона Шепетовка еще до войны была в Советах, в России.
— Похоже, нас уже из Польши вывезли?
— Ага. Похоже на то.
— Где это видано, чтобы поляков из собственной страны выселять?
— А что, раньше, при царе не вывозили?
— Ты что, в школу не ходил?
— О Сибири не слышал?
— Опять нам Польшу разорвали на части. С одной стороны немцы, с другой русские…
— Нет уже нашей Польши, кто теперь вступится за таких бедолаг, как мы?
— Как это — нет Польши? С Польшей, брат, как с тем лесом — «Не было нас — был лес, не будет нас — будет лес».
— Дай Боже, дай Боже…
Шепетовка. Ни глубокий снег, ни морозный иней не могли скрыть ее безобразного убожества. Оно было везде. Даже на станции. Мало чему помогали густо натыканные где и как попало, красные транспаранты и флаги. И бесконечные портреты Иосифа Сталина. Ленин попадался реже. А еще реже два бородача — Маркс и Энгельс, о которых люди из эшелона мало что знали.
На станции целый день ревели маневровые паровозы. Ревели музыкой маршей огромные охрипшие станционные репродукторы.
В Шепетовке позволили, наконец, людям из эшелона набрать воды. По двое, трое, навьюченные ведрами, банками, котелками — что у кого было, в сопровождении конвоя шли к станционному насосу, брали воду. Вода! Не обращая внимания на мороз, жадно пили, мыли руки, умывались. Здесь, у насоса была единственная возможность встретиться с людьми из других вагонов, что-то спросить, что-то услышать, поделиться новостями. Некоторым посчастливилось даже обменяться парой фраз со снующими по станции железнодорожниками. Новые конвоиры, в основном молодые солдаты-призывники, в большинстве своем русские, украинского не знали, а уж что говорить о польском. С самого начала вели себя с предписанной строгостью, особенно в присутствии командиров. Видно было, что боятся их как огня. Друг другу тоже не доверяли. Неусыпно следили только за одним — чтоб, не дай Бог, подконвойный не сбежал. При каждом выходе из вагона и возвращении как можно строже выкрикивали полученный от командиров приказ:
— Внимание! При попытке побега — стреляем без предупреждения!
А какой-нибудь особенно усердный иногда добавлял: