Августина пришла в себя только на пороге собственной квартиры. Что же только что произошло? Видение или игра сознания? Во всяком случае, в реальность произошедшего уж точно не верилось. Какое-то оно было слишком сказочное, будто сошедшее со страниц любовного романа, как, впрочем, и сам Дамиан. Разве что... он был многим глубже, чем все эти многочисленные лорды и принцы. Каминский был по-своему печален и совсем ненавязчив, в отличие от литературных героев, был настоящим сыном давно ушедшей эпохи. Он был галантен, но совсем не слащав, был элегантен, но не был франтом. Он являл собой образец... вампира? Девушка тряхнула головой, отгоняя безумную мысль. Ну какой он вампир? Бред, просто образы похожи, если судить по разным книгам. Он ведь преподаёт историю, наверняка просто есть понравившаяся эпоха, которой он пытается соответствовать. Это явно ближе к правде, чем все эти россказни о графе Дракуле и ему подобных. Веретинская бросила взгляд на зеркало в прихожей. Эх, вот бы он и впрямь позвонил. Как-то ей не верилось, что такой мужчина мог вообще обратить на неё внимание. Однако призрачная надежда всё-таки была. Оставалось только дождаться вечера.
***
Около восьми часов и впрямь ожил телефон. На номер Августины пришло короткое сообщение с ником Дамиана на Фейсбуке. Девушка радостно улыбнулась и открыла ноутбук. Быстро зашла на свою страничку, напечатала в поисковом окне желанное имя и буквально через пару минут уже увлечённо переписывалась с новым знакомым. Как оказалось, интересы у них были очень похожи, разве что Дамиан не любил новомодных веяний. Он не понимал современного изобразительного искусства, не слушал популярную музыку, много чего не понимал в гулявших по сети шутках. Обороты, которыми пользовался профессор, устарели ещё в начале прошлого века, однако это не затрудняло понимание - Августина читала много старых книг. И всё же, их общение было забавным. Засыпала девушка с мыслью о том, что всё ещё будет. И будет абсолютно хорошо. За время виртуальной беседы ей удалось узнать о нём много такого, что теперь манило её. Дамиан был загадочен и, кажется, не до конца искренен касательно определённых аспектов своей жизни. Августине больше всего запомнилось странное предложение: «Во времена Польского восстания, как сейчас, помню, страна была неимоверно сильна духом». Конечно, Каминский потом отшутился, что настолько глубоко изучал этот период, что погрузился в него с головой, но выглядело это, по меньшей мере, нескладно. Вместе со всем остальным и впрямь казалось, что Дамиану более ста лет, но вот только он почему-то выглядел очень молодо. Напрямую спросить Веретинская так и не смогла - он бы счёл её за сумасшедшую. Быть может, если повезёт, он и сам как-нибудь расскажет правду.
***
Дамиан бессмысленно улыбался, сидя за фортепиано. Как ни странно, переписка с этой обворожительной девушкой подсказала ему ещё несколько нот - теперь он наигрывал коротенький отрывок наверняка большого и очень красивого произведения, безуспешно гадая, что же может быть дальше. Даже отменное музыкальное образование, а Дамиан сумел стать ещё и композитором, не давало возможности продолжить музыку. Всякая нота, аккорд, интервал - любые вероятные сочетания никак не вписывались в общую картину. Всё время не то, не так, как-то фальшиво и неестественно. Каминский всё пробовал и пробовал, черкал в нотной тетради, злился, страдал, ощущая, что как-то оскверняет душу Августины. Она ведь была достойна большего, гораздо большего. Чем вампир. Граф думал и об этом. Любовь у таких, как он, дело странное и страшное, опасное для того, кого проклятому небесами суждено полюбить. Любовь у них приходит мгновенно и остаётся навсегда, её никак не убить. Только если умереть самому. Влюблённый вампир способен на что угодно - это всепоглощающее чувство было сродни жажде крови - немногие могли контролировать себя в такую минуту. Дамиану была безразлична эта живительная субстанция, но против любви он устоять не мог - слишком уж он томился этим при жизни. И что теперь? Мог ли он открыться ей, довериться? Мог ли не бояться быть мало отвергнутым, но презираемым? Каминский не знал. Это была очень зыбкая почва, больше напоминавшая не болото, где можно было сгинуть на дне, а мираж, иллюзию - только коснись, и оно бесследно исчезнет, оставив в сердце щемящую пустоту.