Не смотря на субботний праздник, который обыкновенно проходит здесь в веселой беседе и рассказах, семейство Коган что-то не в духе; глаза матери кажутся заплаканными, муж её молчаливо смотрит на нагоревшие свечи, а сын чертит пальцами на скатерти какие-то фигуры, между тем как девушки грустно смотрят то на родителей, то на брата.
Что же особенного случилось сегодня? Какое несчастье постигло или угрожает семейству Коган?
Двое гостей, которые были приглашены к столу, удалились после окончания субботней трапезы, Оставшись одни, мать стала расспрашивать Морица, которого обыкновенно называла своим «принцем», о причине его задумчивости и молчаливости, которые стали так заметны в последнее время. После непродолжительной борьбы с самим собою, молодой человек решился наконец на геройский подвиг — открыть своим родителям то, что долго скрывал в глубине души своей, что давило его тяжелым камнем и о чем он долго не смел заикнуться, — словом, он открыл своим родителям, что хочет поступить в университет.
— Studiren[34]! — вскрикнули отец и мать, точно пораженные печальным известием.
— Да что это тебе такое в голову пришло, Мейерль? — спросила мать.
— Что же мне тут сидеть, сказал Мориц дрожащим голосом, как ноша на ваших плечах, без надежды когда-либо быть в состоянии заработать то, что необходимо для своего существования?
— Разве у тебя, упаси Бог, нет родителей, которые о тебе заботятся? — спросил отец и лоб его покрылся легкими морщинами.
— Так потому, что Бог сохранил мне моих родителей, я должен до глубокой старости их быть им в тягость? Двадцать лет вы меня кормили, одевали, обучали, давали мне все, что нужно для жизни и для своего развития, и теперь мне продолжать сидеть в своей комнате, жить на ваш счет и не знать, когда, наконец, это кончится?
— Не говори глупостей, — возразила мать. — Ты женишься на богатой девушке, примешься за какую-нибудь торговлю, сделаешься почтенным и уважаемым человеком, и будешь жить, как жил твой отец, твой дед и твой прадед, которые также не ходили в университеты, а тем не менее были уважаемы и почитаемы Богом и людьми.
— То были другие времена, — возразил Мориц. — Теперь и нравы иные, и потребности иные. Прежде довольствовались малым, а теперь человек и при всех своих усилиях едва может удовлетворить тому, чего требует от него общество. И что я буду сидеть хоть, например, за столом у тестя и продолжать это бездействие, от которого многие зятья тучнеют, между тем как требования жизни с каждым днем становятся обширнее, семейство делается многочисленнее, а силы и любовь к труду все уменьшаются от недостатка упражнений?
— Разве непременно нужно вести праздную жизнь? — спросил отец. — Можно годика два, три прожить у тестя, отдавая сперва свои деньги взаймы, а потом мало-помалу начнешь торговать и, наконец, сделаешься купцом.
— Видишь ли, любезный папаша, я часто думал, о том, что у нас в Польше как-то особенным образом делаются купцами. Обыкновенно, если кто-нибудь желает сделаться каменщиком, живописцем, бухгалтером или агрономом, то он сперва приготовляется к этому и собирает необходимые познания и сведения; сперва он учится, потом упражняется и после уже начинает самостоятельную деятельность. У нас же прямо, без всяких приготовлений, бросаются в торговлю с своим и чужим капиталом. Один погибает, другому удается. Разве это солидно? Что же мы после этого: купцы или азартные игроки?
— Ты хочешь быть умнее всего света, — сказал отец. — Разве ты не видишь людей, которые мучились над своими науками, а потом не имели хлеба?
— И таких, — прибавил Мориц, — которые ничему не учились и все-таки обладают богатствами. Это так, но все это одни случайности; а обыкновенно все-таки бывает не так. Я не имею особенной склонности к торговле, но в тоже время ни в каком случае не желаю сидеть сложа руки, и думаю, что из меня что-нибудь может выйти, если я поступлю в университет. Поэтому я хочу отправиться в Пешт, в Вену, или Падую, куда вам будет угодно.
— Никуда! — воскликнул отец. — Сын родителей, занимавших такое положение, как мы, никогда еще не был студентом. Слыханное ли дело — внук познанского окружного раввина будет студентом! Разве реб Мордхе, реб Захарие, реб Моше, реб Тевел Магидс были когда-либо студентами? А верховный раввин разве учился в университете? Кто из нашего семейства учился в другом месте, кроме хедера, иешибота или клауза? Нет, пока я живу, ты не отступишь от прямого пути и не пойдешь иначе, как по стопам твоих предков.
— Я не хочу «расстраивать субботы», — сказал Мориц, поднимаясь с своего места. — Мое решение неизменно. Оставим это на воскресенье.