Не случайно именно по мотивам народных легенд написаны многие литературные произведения. В легенде «Замок под Корне» говорится о наказании жестокого властителя. Этот мотив отмщения жестокосердному пану за поруганное достоинство своих подданных широко использован Адамом Мицкевичем. В его балладе «Рыбка» шляхтич, обманувший крестьянскую девушку, превращается в камень. Страшная кара постигает шляхтича Сициньского, предателя родины и угнетателя крестьян (баллада «Привал в Упите»). Во второй части поэмы «Деды» Мицкевич рисует фантастическую картину мщения крестьян жестокому помещику. В реалистической балладе «Воевода», известной русскому читателю по переводу Пушкина, коварного пана, который хотел убить свою молодую жену и ее возлюбленного, постигает возмездие от руки его собственного слуги.
Польский писатель XIX века Казимеж Тетмайер по легендам и сказкам о разбойниках («Процьпак», «Конь с трутом в ухе») создал яркий роман «Яносик Нендза Литмановский». Герой романа, как и герои легенд и сказок, мстит шляхте за надругательство над подданными, старается «уравнять свет» — отбирает у богатых имущество и отдает бедным.
Очень своеобразным в польском народном творчестве является цикл легенд о Скарбнике. Ими представлен фольклор силезских горняков. Реалистические зарисовки труда и быта шахтеров перемежаются здесь с фантастикой, характерной для волшебных сказок о подземном царстве. Легенды эти навеяны влюбленностью шахтеров в свою профессию и поистине являются гимном шахтерскому труду. Привлекательность их усиливается еще и добродушным юмором.
Любопытна легенда «Конь-предсказатель». В ней запечатлены, и при этом очень реалистически, эпизоды борьбы христианства с языческими верованиями на Поморье. Симпатии рассказчика скорее на стороне язычества, хотя об обряде языческих верований он рассказывает трезво, — добрые и злые предсказания определяются не вмешательством каких-то высших сил, а просто сноровкой коня.
Известный в фольклоре разных стран образ королевы лесов находим мы и в польской легенде «Королева пущи». Но здесь этому традиционному лирическому сюжету придается социальная окраска. Королева со всем подвластным ей царством живет не просто для себя, — она берет под защиту обиженных крестьян, бежавших от панов-притеснителей. В стиле этой легенды отчетливо проступают следы литературной правки, несколько искажающей сказочное повествование, но тем не менее легенда интересна многими своими особенностями.
Оригинальны своеобразными деталями и волшебные сказки. Сюжет сказки «Королевна-упырь» (знакомый нам по «Вию» Гоголя) интересен своей концовкой: королевна в польском варианте избавляется от смерти и затем как бы опрощается. Она сама решает выйти замуж за пьянчужку солдата, быстро усваивает его солдатские склонности. В сказке «О том, как мужик стал королем и привез себе жену со дна морского» читатель легко узнает несколько измененный сюжет «Конька-горбунка». Завязкой служит здесь суждение старого короля о том, что паны в роли королей плохи. Поэтому он хочет сделать своим наследником мужика. Но королю не нравится мужичье лицо выбранного им в наследники юноши: король должен быть красавцем. Таким образом, известный сказочный сюжет приобретает некоторую социальную заостренность, хотя и не без противоречий (мужик может стать королем, но от своего мужичьего лица ему надо избавиться). Такое своеобразное переплетение волшебных и социальных мотивов можно проследить и в других сказках.
Одна из популярных фигур польского фольклора — пан Твардовский, «польский Фауст», как его называют ученые. Но в этот сюжет польский народ внес свое национальное, своеобразное: доктор Фауст превратился в разгульного шляхтича Твардовского — образ, включающий элементы социальной сатиры. Мотивы легенды о Твардовском использовал Мицкевич в балладе «Пани Твардовска». Поэт, однако, отбросил традиционную назидательную концовку, в которой шляхтич избавляется от ада с помощью молитвы; герой Мицкевича требует от черта, чтобы тот прожил год с пани Твардовской как с женой. Услышав это, черт спасается бегством. Мицкевич взял здесь и другой излюбленный мотив народных сказок — о злой жене (см. сказку «Хромой бес»).
Польскому народу вовсе не свойственна глубокая религиозность, как это стараются представить защитники католицизма. Об этом нам говорит польская сказка. Она не щадит ни ксендза, ни органиста, как не щадит пана и кулака; нет в ней уважительного отношения к святым и апостолам, да и к самому богу. Очень интересна в этом смысле сказка «О пане боге и черте»: промахи бога люди приписывают черту, а добрые дела черта — богу. За шутливой, юмористической формой скрывается глубокий атеистический смысл.