— И как это ты, сыночек, людей лечишь, не пойму я? И для сугрева и от жары одни и те же травы завариваешь. Сдаётся мне, что и не учился ты вовсе, а больше на хитрость надеешься. Только одной хитростью не проживёшь.
А Бартек в ответ:
— Не горюйте, матушка! Быстро я на доктора выучился, быстро и добро нажил. Богат стал и знаменит на всю округу.
И верно.
Далеко разошлась о нём слава. Поэтому Бартек ничуть не удивился, когда однажды вечером к его дому подъехала золотая карета с гонцом от соседа-воеводы.
Заболела у воеводы дочка, и вот прислал он за Бартеком. Просит его единственную дочь от тяжкой болезни вылечить.
— Это нашего воеводы-то дочку? — испугалась матушка Бартека. — Да неужто ты к ней поедешь, сыночек? Да ведь ей ни одна пряха, ни одна портниха угодить не могут. Бегут от неё люди.
— Какая бы она ни была, а ехать надо. Воеводе не откажешь. Бывайте здоровы, матушка!
Попрощался Бартек со старушкой, сел в карету.
Застучали копыта, и помчались рысаки от дубового домика к замку с шестью башнями, в котором жил воевода.
Вечер был, и в кустах сирени да боярышника заливались майские соловьи. Быстро мчались резвые кони, вот уже и замок воеводы показался.
А из замка навстречу доктору слуги выбегают, двери отворяют, в барышнину спальню ведут. Видит Бартек, на кровати из резного дерева девушка лежит. Белая как полотно. Еле дышит. Смотрит Бартек на девушку, и не верится ему, что с её губ могли слетать обидные для старой пряхи слова, что худенькие её руки в кулаки сжимались от гнева.
Жаль стало Бартеку девушку, подошёл он поближе и вздрогнул: в головах у неё стояла Смерть.
А тут подходит к Бартеку сам воевода с супругой, родственники со всех сторон подбегают, о здоровье барышни спрашивают.
— Оставьте меня с ней с глазу на глаз. Только тогда возьмусь за лечение, — сказал Бартек.
На цыпочках вышли родители девушки из покоев, вышла и родня её, на знаменитого доктора оглядываясь. Стал Бартек Смерть молить:
— Ой вы моя ясновельможная пани! Уступите мне разок, хочу я, чтобы эта девушка жила.
Смерть только плечами пожала:
— Ты, парень, сам не знаешь, что говоришь. Или забыл про наш уговор?
— Хоть раз пожалейте. Уступите, Курносенькая.
— И не подумаю! Ради какой-то девчонки? С чего вдруг? Или приворожила она тебя?
— Сам не знаю. Лежит такая худенькая, такая бледная. Сделайте милость, госпожа, встаньте у неё в ногах. А я её вылечу.
— А ты и лечишь-то не лучше, чем слово держишь.
— Сжальтесь…
— И не подумаю…
— Уступите, Курносенькая, дайте пожить нам обоим. Добром прошу
— Не бывать этому!
— Ах так! — крикнул Бартек. — Не хотите по-хорошему, на себя пеняйте.
Схватил деревянную кровать, повернул изголовьем к дверям, и Смерть в ногах у девушки оказалась.
— Ишь как тебя занесло! — покачала она головой. — Со мной шутки плохи. От меня не уйдёшь. До свидания, герой, скоро встретимся — и на веки вечные.
Раскинула руки и вылетела в окно.
Только белый платочек на плечах её мелькнул.
Смотрит Бартек на девушку. Щёки у неё порозовели. На губах улыбка. Открыла она глаза тёмные, зоркие, как у сороки, и закричала сердито и громко:
— Эй, Богуся, Кася, Репка! Ужин — в постель. Да молоко чтобы не горячее и не холодное было, а булка — хрустящая! Богуся, Кася, Репка! Где вы там! Живее!
Тут она увидела доктора:
— А ты кто такой?
— Доктор я.
— Не нужен мне доктор. Я здорова. Убирайся отсюда, да поскорее! Батюшка тебе заплатит, сколько нужно. — И отвернулась от Бартека.
Сжалось у Бартека сердце то ли от боли, то ли от горечи, то ли от восторга.
В последний раз взглянул он на девушку и вышел.
А навстречу ему прислуга бежит, Бартека чуть с ног не сбила. Бегут служанки со всех ног, а из спальни снова доносится сердитый голос:
— Богуся! Кася! Репка!
Вслед за девушками и сам воевода несётся, кинулся Бартека обнимать.
— Здорова, моя доченька здорова! — кричит. — Уже и нрав свой показывает, плутовка! Спасибо, доктор. Век твоей услуги не забуду.
Большой кошель от пояса отстёгивает, Бартеку суёт. Но только на этот раз не обрадовало Бартека золото. Словно бы в этом кошельке не золотые монеты, а медные пуговицы были. Не взял Бартек у воеводы кошель.
— За щедрость спасибо. Но за здоровье дочери вашей по-другому рассчитываться придётся.
— Сколько, сколько я тебе должен?
— Завтра сочтёмся. А сейчас мне домой пора.
— Завтра так завтра. До свидания.
— Прощайте, пан воевода.
Воевода сложил ладони трубочкой и кричит на весь двор:
— Эй, слуги, проводите доктора к карете!
Вышел Бартек во двор, а там уже и карета стоит. Двенадцать коней, сивки как на подбор, а карета из чистого золота: «Вот, мол, какой я подарок отвалил. Знай наших!»
Но Бартека и карета не обрадовала. Молча плюхнулся он на мягкие подушки и крикнул кучеру — вези, мол, домой.
Резво бегут кони по дороге. А вот и болото показалось. Взошёл месяц, и вода серебром отливала.
Вдруг из-за верб послышалась песенка, словно бы комар тоненьким голосом запищал:
«И… и… и…» — тоненько запищали комары над лугами, вторя песенке.
— Ого, — сказал Бартек, — это Курносая пришла. Со мной встречи ищет.
Только он это сказал, кони остановились, стоят, ушами стригут, ржут тихонько.
— Здесь меня подожди, — сказал Бартек кучеру.
Вылез из кареты, идёт, по сторонам озирается. Вокруг топи да болота, и вдруг за кустами вроде бы беленький платочек мелькнул.
«Вот она, — подумал Бартек, — ну что же, пойду к ней навстречу».
И пошёл через луг. А комары всё кружат над ним и пищат: «И-и-идёшь? И-и-идёшь?» Насилу их Бартек кулаком разогнал.
— Иду. Как не пойти! Если я к ней не приду, она сама меня разыщет.
Вот и кусты перед ним. А из-за кустов Смерть выглядывает.
— Это хорошо, что ты наш уговор помнишь, — говорит. — Ступай за мной.
Шли они долго болотами да лугами, наконец подошли к глубокой яме, а над ней неровным светом огонёк светился.
— Спускайся за мной, Бартек. Милости прошу. Это моя хата.
Спустился Бартек вслед за Смертью в яму.
Огляделся по сторонам, видит — тёмные стены паутиной покрыты, на стенах широкие полки укреплены, а на полках рядами светильники стоят. В одних огоньки горят ярко, ровным пламенем, в других — стелются, в третьих — угасают совсем.
— Что это за огоньки? — спрашивает Бартек.
— Это жизни человеческие, — говорит Смерть. — Вот эти ровные, светлые огоньки ещё долго гореть будут. А вон те, видишь, угасают совсем.
— А где же огонёк барышниной жизни? — спрашивает Бартек.
— Вот он, — сказала Смерть, показав на весело потрескивающий, яркий, словно бы игривый огонёк.
— А мой где?
— Сила твоего огонька в её перешла, вот гляди!
И Смерть показала Бартеку на огонёк, который уже совсем догорал.
— Эх, не удалось мне тебя перехитрить! — сказал Бартек и упал замертво.
— Видный был парень и неглупый, — сказала Смерть. — Да только одной ловкостью и хитростью прожить хотел. Вот и пришёл конец нашей сделке.
Тут и нашей истории конец.
А случилось это давным-давно, с тех пор прошло лет пятьсот да ещё сто. Теперь доктора на нашего Бартека не похожи, и надо бы эту историю по-иному рассказывать. Но уж пусть она останется такой, какой сказывали её в стародавние времена, выдумками да шутками старых прях да людей бывалых приукрашенная. А если кто хочет услышать живой рассказ, пусть поедет в город Станиславовице, что на реке Рабе. Там легенду эту знают.