— Надо девочку доставить в больницу. Вы можете ее привезти?
Рудый на секунду задумался. Потом сказал:
— Сейчас тихо. Парус не пойдет. Моторок нет, все в море. Может, у вас есть моторка?
— Нет, — сказал доктор, — наша моторка сломана. Нужно срочно в больницу, — повторил он.
— Когда будет машина? — спросил Рудый.
— Сейчас позвоню в больницу. Думаю, что в течение часа.
— Ждите на берегу, — сказал Рудый, — как-нибудь доберусь. Ждите меня на берегу.
Он повесил трубку и только сейчас отчетливо понял, что совершенно не представляет, как довезти ребенка. «Моторок нет, а парус не пойдет, сейчас тихо и нет никакого намека на ветер», — подумал он о том, о чем перед этим сказал врачу. И вдруг ясно увидел большой серый залив, высеребренный солнцем, и город за ним, и почувствовал усталость. «Ничего нельзя сделать, — подумал он. — Ничего не удастся сделать».
В комнату вбежала жена Рудого и упала на колени перед кроватью, где лежала Анетка. Сквозь приоткрытые двери заглядывали в комнату дети, а толстый Бальбина по-прежнему ровно храпел.
— Моя девочка, моя маленькая! — кричала жена Рудого, обнимая Анетку. — Убили тебя, погубили, моя крошечка сладкая!
Она кричала и кричала, и ее крик напоминал Рудому вой собаки.
— Перестань, — сказал он. — Перестань, слезами горю не поможешь.
Подойдя к кровати, он отстранил жену и взял девочку на руки. Шагнул к двери, и дети молча расступились. Бальбина перевернулся на другой бок и захрапел с новой силой. Дети, Рудый с Анеткой на руках и жена Рудого вышли на дорогу, а Бальбина все храпел, словно нигде ни с кем ничего не случилось.
Рудый вошел в дом. Дети остановились возле крыльца, а жена с плачем плелась за Рудым. Плач ее раздражал Рудого.
— Перестань, баба! — сказал он. И жена замолчала, боясь его гнева, — Дай одеяло и возьми в сенях весла. — Он стоял посреди избы и оглядывался. — Подожди, — остановил он жену. — Накорми малого и перепеленай.
Женщина наклонилась над люлькой в углу избы. Ребенок кричал, и они только сейчас услышали его крик. Вцепившись в грудь матери, младенец сосал ее, повизгивая, как щенок. Потом женщина перепеленала его.
— Теперь возьми, что я сказал, — произнес Рудый и двинулся к двери.
Снова дети молча шли за ним и смотрели на золотые Волосы Апетки и на босые, серые от пыли ножки. Рудый шел вдоль залива на пристань. Он слышал топот детских ног за собой и тяжелую поступь женщины, тащившей два больших весла и одеяло.
Подошли к пристани. Сети, развешанные на кольях, чуть шевелились, хотя не было ветра. Тут же лежало несколько лодок, втянутых на песок. Пахло смолой и рыбой. Рудый подошел к маленькой лодке. Положил Анетку на песок и консервной банкой вычерпал со дна лодки застоявшуюся воду. Взял одеяло и разложил на носу. Потом положил Апетку на одеяло и столкнул лодку. Взял у жены весла и вошел в воду. Сперва подталкивал лодку, чувствуя, как вода доходит до колен и как намокают брюки. Потом вскочил в лодку, сел на скамейку и воткнул весла в уключины. Начал грести, вслушиваясь в мерный скрип весел.
Он сидел лицом к корме и не видел ни ребенка, ни большой воды перед носом. Он видел свою жену, стоящую неподвижно на берегу, и детей возле нее. Они стояли в молчании, и Рудый смотрел, как берег постепенно отдаляется вместе с ними. Лодка плыла теперь вдоль зарослей тростника, склоненного под тяжестью своих больших бронзовых палок. Миновав тростник, Рудый направил лодку носом на маленькие белые домики поселка на той стороне. Бросил взгляд на тот, другой берег, затянутый дымкой тумана, и на небо над ним, открытое и большое. Потом отвернулся и снова смотрел на берег, который оставил, большой и тяжелый, с крышами домов, и лесом над ними, и колокольней костела немного правее. Теперь он не видел ни жены, ни детей, потому что тростник заслонял пристань. Он греб не спеша, но ровно, стараясь не сбиться с ритма и с силой налегая на весла.
Все было так, как он себе представлял. Чем дальше отходил он от берега, тем сильнее сверкало солнце, и на воду нельзя было смотреть, не зажмурившись. Солнце висело над лесом, большое, яркое и горячее.
«Постепенно оно будет спускаться и в конце концов спрячется за морем», — подумал Рудый. Он представил себе закат солнца, красный и золотой, и море, бледно-голубое, перечеркнутое полосой червонного золота. «Поскорее бы оно зашло, тогда я буду знать, что Анетка уже в больнице», — подумал Рудый.
Он все греб и греб, не разгибаясь, и все больше удалялся от берега, хоть казалось порой, что стоит на месте. Через час бросил весла и оглянулся. Другой берег был ближе. Уже ясно виднелись красные крыши домов и черные барки, плывущие в порт. Рудый бросил взгляд на Анетку. Ничем не прикрытое, лицо девочки раскраснелось от солнца. Волосы ее, рассыпавшись, светились вокруг головки золотым ореолом.