Мальчик уже год ходил с отцом на охоту. Обычно они отправлялись в места, находящиеся поблизости от города, и к вечеру возвращались домой. Мать ждала их с ужином, который они мгновенно проглатывали. Поужинав, отец закуривал трубку, а у мальчика начинали слипаться глаза — едва добравшись до кровати, он сразу же засыпал. Сегодня они в первый раз забрались так далеко и вот шли по опушке леса к месту, которого мальчик не знал, но о котором слышал от отца. Заросли орешника становились гуще. На липких, наполовину объеденных листьях притаились толстые гусеницы. Вскоре орешник сменился березами. Здесь не было дороги, и они должны были идти по болотистым кочкам. Идти было тяжело.
— Смотри под ноги, — сказал мужчина, поправляя ремень двустволки. — Нам идти еще целый час, — прибавил он через минуту, потом остановился и, повернувшись, показал на озеро, которое отсюда было отлично видно. — От бриза не осталось и следа, только вода впитывает солнце, как будто оно капает в нее горячими каплями.
— Тебе кажется, что это капают горячие капли, — вставил мальчик.
— Ты прав, когда мы смотрим на что-нибудь издалека, оно всегда кажется иным: немного незнакомым, но более прекрасным. Идем, малыш. Уже недалеко, но нам надо поторапливаться. Мы не можем позволить солнцу обогнать нас.
Они миновали вершину холма, и теперь по склону идти было легче. Потом местность стала ровнее. Кочки остались позади, в траве показался песок. Повсюду росли коровки: лиловые и желтые. На одну из них села овсянка, но сразу же вспорхнула на приземистую сосну.
— Начинается лес. Скоро найдем сарай и заночуем в нем, — сказал мужчина.
— Это тот самый сарай, о котором ты говорил мне вчера?
— Да.
— Тот сарай, в котором погибли те солдаты?
— Да, как раз о нем я тебе и рассказывал.
— О нем и о тех солдатах.
— Да, о солдатах я тоже говорил. О них-то я и говорил в первую очередь.
— Мне очень хочется увидеть этот сарай.
— Он совсем недалеко. Если пойдешь лесом и деревья внезапно расступятся перед тобой, будто ты их растолкал, ты очутишься на полянке. Налево стоит этот сарай. Сейчас он уже наполовину сгнил, но в нем еще можно укрыться.
— Скорее бы увидеть этот сарай, — повторил мальчик.
Они миновали молодняк и вошли в лес. Слышен был шум ветра, в нос ударил терпкий запах смолы. Падали шишки. Между деревьев рос папоротник, мох карабкался по стволам. А вокруг молодых дубов рассыпались голубые колокольчики.
Мужчина прибавил шаг и уже не оглядывался на мальчика, который шел, стараясь не отставать. Он немножко запыхался, но самым главным была безмерная радость, которая охватила его, когда он думал, что первый раз в жизни будет ночевать в лесу, что завтра отец позволит ему стрелять в уток и что наконец расскажет о сарае, о тех солдатах и о том, как сам когда-то сражался в этом лесу.
Солнце начало садиться, заливая деревья багрянцем, будто поджигало стволы. Совсем еще теплый луч упал на лицо мальчика. Он закрыл глаза и подумал: «Вот в этом лесу мой отец бил немцев. Теперь-то я знаю, за что он получил награду».
Через час они вышли на поляну, покрытую буйной, сочной травой и кустами терновника. Налево виднелся сарай с осевшей крышей. Почерневшие доски потрескались в нескольких местах, в щели можно было просунуть руку.
— Нужно принести мох и папоротник, — сказал мужчина.
— Я помогу тебе! — Мальчик сбросил рюкзак и побежал в заросли.
Они устлали пол толстым слоем папоротника и мха; ложе для сна было готово.
— Теперь набери хворосту. Я разожгу костер, и мы перекусим.
— Давай поедим гуляш с фасолью, — попросил мальчик.
— Хорошо, получишь гуляш, только побыстрее управься с хворостом.
Дерево было сырым, и огонь медленно охватывал ветки, они шипели и дымились. Но вот вспыхнуло светлое пламя. Тогда мужчина повесил над огнем котелок, бросив туда содержимое консервной банки.
Аппетитно запахло мясом и фасолью. Рядом в большой кружке кипел кофе.
— Я никогда еще не ел ничего вкуснее, — проговорил мальчик.
Мужчина улыбнулся.
— Звезды рассыпались по небу, утро будет ясным, — сказал он.
— И ты дашь мне пострелять, — хотел убедиться мальчик.
— Да, я дам тебе пострелять. Уверен, что ты вернешься домой не с пустыми руками и тебе не будет стыдно перед мамой.
— Охота — мировое дело, но ведь ты взял меня, чтобы я посмотрел этот сарай. И еще чтобы я услышал то, о чем ты обещал мне рассказать.
Они лежали, удобно вытянувшись, глядя на огонь, который беспощадно пожирал хворост. Время от времени потрескивали горящие сучья. Тишина наполняла лес. И только из камышей, окаймляющих озеро, доносился крик коростеля.