— Конечно. И я так скажу, только спи.
Они отправились в путь с первой зарей. Даже дятлы еще не начали выдалбливать капюшонников. Только голос удода казался более звонким в рассветной дымке. Через некоторое время они вышли из леса. Засверкало солнце, поверхность озера покрылась рябью от прикосновения утреннего ветерка. Мальчик озяб.
— Выпей горячего кофе, — сказал мужчина, протягивая термос, который он наполнил вечером.
Мальчик сделал несколько глотков.
— Ну, я согрелся. Как хочется поскорее подстрелить утку, — сказал он и улыбнулся.
— Они еще спят, но скоро начнут подниматься. Прежде чем мы дойдем до лодки, тебе представится возможность выстрелить.
Они шли теперь по склону. Здесь росли березы, пониже — заросли орешника, а еще ниже — густые, плотные камыши. Лодка, спрятавшаяся в камышах, была прикреплена цепью к железному стержню, вбитому в землю.
— Будешь стрелять с берега; как только попадешь в утку, мы подплывем к ней, — сказал отец.
Они остановились около зарослей орешника. Солнце немного поднялось, и косой луч его пересек середину озера. Тростник слегка пожелтел и напоминал хлеба в начале июля.
Сначала выплыла чомга, через минуту показался маленький нырок. Мужчина протянул мальчику двустволку, и именно в этот момент с противоположного берега «сорвались» две утки. Они летели прямо на них.
— Тянут, — сказал мальчик и приготовился стрелять.
— Погоди, рано.
Мальчик поднял ружье — утки летели прямо на них.
— Хорошенько прижми, чтобы не было отдачи. А теперь покажи, на что ты способен, — шепотом сказал мужчина.
В ответ мальчик выстрелил. Утка, летевшая слева, сразу упала. Вторая сначала взмыла вверх — и они не были уверены, попал ли он в нее, — но вдруг полет ее оборвался, и, хлопая крыльями, она упала в воду.
— Наверное, пойдет ко дну и зароется в тине. Подстреленные утки часто так делают, — сказал мужчина. Он подбежал к лодке и снял цепь.
Некоторое время они продирались сквозь тростник и камыши, пока не выплыли на открытую воду.
— Папа, в обеих попал, — закричал мальчик.
— Тебе повезло, — ответил отец и тут же добавил, — отлично стреляешь. Молодец! — Когда они вышли из лодки, он сказал: — Ты теперь мужчина.
— Такой, как ты?
Отец положил руку на голову сына, потом притянул его к себе и слегка похлопал по спине.
«Он уже мужчина, и я мог бы рассказать ему всю правду о том бое», — подумал он.
Они возвращались к сараю. По правде говоря, мальчику хотелось еще остаться и немного пострелять, но отец не согласился.
— Жаль, если так прекрасно начатый день кончится твоим поражением. Жаль будет тебя и этого дня. Даже я сегодня не буду охотиться, — сказал он, и только тогда мальчик его послушался.
Мальчик был счастлив. Он поднимал шишки и на ходу кидал их в стволы деревьев. Мужчина медленно шел за ним. Он нес двустволку стволами к земле. Когда они были уже близко, ему показалось, что он должен сказать правду. «В такой день, как этот, Малыш легче переживет горечь отцовского поражения», — подумал он. Потребность исповеди не давала ему покоя. Уже одна эта мысль, что он скажет правду, несла облегчение. Только бы начать. Он хотел сказать, что когда увидел отряд немцев, то спрятался в густых зарослях можжевельника с товарищем, с тем парнем, который умер в прошлом году. Страх сковал волю к борьбе. Тот страх, который усиливался с каждым часом их бегства.
Разожгли костер, и мужчина занялся приготовлением еды. Грудинка шипела на маленькой сковородке, ее запах смешивался с запахом смолы. Мальчик проглотил слюну. Он был голоден и через некоторое время уплетал с аппетитом приготовленное отцом блюдо.
«Скажу ему, когда он поест», — подумал мужчина.
Но когда они поели, мальчик сам начал говорить и не дал отцу сказать ни слова. Он рассказал, что чувствовал и думал, когда целился в уток.
— Я хочу тебе что-то сказать, — начал мужчина.
А мальчик теперь уже говорил о том, как обрадуется мать, когда он принесет охотничьи трофеи, и что скажут товарищи, ведь они узнают обо всем, весь дом будет знать о его подвиге.
— Я хочу рассказать тебе еще кое-что о том бое, — настойчиво повторял мужчина.
Но мальчик был упоен своим охотничьим успехом. Будто не слыша, он спросил:
— Почему ты не стрелял? Ведь мы приехали сюда не только посмотреть на этот сарай, а чтобы вместе поохотиться на диких уток.
— Это должна была быть твоя охота, — солгал отец. Он наклонился теперь над мальчиком, внимательно всматриваясь в его счастливое лицо. — Если бы я стрелял, если бы мне повезло, я мог бы убить больше двух уток. А тогда мы не могли бы говорить о твоей охоте, — сказал он.