Да-да, жизнь все-таки могла бы быть прекрасной. Если бы капо Энгель мог, впорхнуть в свой двубортный костюм с жилетом, облегающим рубашку, а вместо этих колодок надеть мягкие теплые штиблеты, тогда бы он по-другому взглянул на этот мир.
Ужин, ужин в приятном, избранном обществе. Разве капо Энгель слишком многого желает? Напротив. Ну а потом, ублажив чрево, отправился бы на боковую. А супруга капо Энгеля обхватила бы его, как всегда, ногами, потрепала бы по волосам, так чудесно пошептала бы на ушко, поцеловала бы. Ах, милый Шарлотенбург!
А тут топай к какому-то больному номеру в ревир, и еще не известно, найдешь ли его там, ибо он с одинаковым успехом может давно уже лежать в снегу, дожидаясь своей очереди в крематорий. Не следовало доверять Герману, нанимая его на работу. Ведь наверняка он украл ожерелье Фрпдманши. И никогда не признается в этом. А какой вор признается? Прохвост этот Герман. А как он поглядывал на его жену! Наверно, сидит теперь с ней и отмечает праздничек.
И при мысли, что жена обхватывает сейчас ногами не его, Карла, законного супруга, а этого негодяя Германа, капо Энгель почувствовал себя крайне обиженным судьбой. Он встрепенулся и двинул по шее парня у дышла. Поскольку тот был ближе.
— Говорил я или нет, чтобы поторапливались?
И тележка покатилась резвее, скрипя всеми четырьмя колесами по снегу. Даже парень с обмороженными ногами надавил руками на тележку и раза два покрепче уперся деревяшками в снег.
Ежась от холода, они шли в ревир, где должен лежать получатель посылки, огромной посылки со вчерашним штампом, которую сам штурмфюрер Коблер приказал вручить адресату или вернуть на склад, если номер не найдется.
III
— Значит, так, — сказал Зигмусь, — теперь мы подождем, пока суп остынет. — И, стянув с плеча ремень, который облегчал ему управление дышлом, потопал раз-другой деревяшками, чтобы согреться, а потом небрежно уселся на тележке, так, чтобы не касаться ногами снега, — Теперь посидим, — задумчиво добавил он, разглядывая лохмотья, которыми были обмотаны руки.
— Не знаешь, долго ли это протянется? — спросил паренек с обмороженными ногами, примостившись рядом.
— Откуда мне знать? — огрызнулся Зигмусь. — Спроси того, кто смылся. Или коменданта. Они тебе скажут.
— Думаешь, кто-нибудь сбежал? — допытывался паренек с обмороженными ногами, наблюдая за своим товарищем.
— Думаю! Думаю! Чего мне думать? — разозлился Зигмусь. — Вижу, этого мне достаточно. Все бригады у бараков. Господа офицеры нервничают, капо орут, пересчитывают, мечутся. Как пить дать, кто-то бежал из каменоломни.
— Да, ты прав, — согласился паренек с обмороженными ногами, — иначе бы не устроили штрафного апеля в такой день. И они бы предпочли не утруждать себя сегодня. Верно?
— Ясное дело, — вяло подтвердил Зигмусь и оторвал болтавшийся, как бахрома, конец тряпки, в которую кутал руки.
Капо Энгель и парии со склада задержались у входа на второе «поле», застроенное шестью бараками, которые занимали бригады, работающие в каменоломне. На плацу продолжался штрафной апель, и, разумеется, в такой момент нельзя было мешать, поэтому капо Энгель решил малость повременить, а если бы ожидание затянулось, вернуться на склад и не морочить себе голову этой посылкой.
Бригады, выстроенные пятерками, стояли молча, настороженно, готовые выполнить любое приказание, какое бы ни соблаговолили отдать господин комендант, господа офицеры и капо, а ряды непокрытых голов, остриженных наголо или просто лысых, как бы свидетельствовали перед небом, землей и луной, которая уже взошла, и комендантским псом, который скулил, адресуясь к лунному сиянию, что заключенные чтят дисциплину и порядок, а если нашелся среди них заблудший дурак, возымевший желание смыться, то остальные знают, что им положено, и готовы за него отвечать, ибо порядок, как известно, должно блюсти.
Это и есть те грязные бригады, которые трудятся в каменоломне. Люди тут неделями не моются и не чистят одежду, так что полосатые куртки разбухли от пыли, словно матрацы, и, когда господин комендант попробовал кого-то из них ударить, поднялось облако известковой пыли, которая осела на мундир, комендантский мундир. Господин комендант не любит грязи и предпочитает, чтобы люди у него ходили чистыми. Но что поделаешь, если фирму, которая должна была подвезти воду этим бригадам, обязали работать на нужды фронта. Поэтому господин комендант отходит от строя и зовет на помощь пса. А потом велит всем лечь, ибо хорошо известно, что нет ничего полезнее в таких случаях, как полежать на снегу. Затем господин комендант приказывает встать. Это тоже выполняется.