Старик был обескуражен.
— Ну, а чего бы ты хотел? — спросил он.
Я взглянул на Ветку.
— Можно мне поиграть с вашей серной?
— А, пожалуйста, играй сколько хочешь, — засмеялся Профессор. — А ну, Ветка, покажи, что ты умеешь. Поздоровайся со Стефеком.
И о, чудо! Серна мягкими шажками подошла ко мне, слегка присела в поклоне, потом подняла правую ногу и протянула копытце. Я был в восторге. Тут же вытащил из кармана свой завтрак и, страшно волнуясь, не отвергнет ли Ветка столь скромное угощение, на ладони протянул ей. Она осторожно обнюхала хлеб, минутку подумала и принялась есть.
— Ветка, Веточка. — Я гладил ее лоснящуюся шею, лоб с белой отметиной и был бесконечно счастлив.
Отец ждал меня возле дома.
— Держи письмо. Ярек уже уехал.
Я спрятал письмо в карман и как-то забыл рассказать Отцу о своем разговоре с Профессором. Меня куда больше занимали отцовские дела.
— Купим мы с тобой, Стефек, хороший топор, — говорил между тем Отец. — Буду я рубить лес, а деревья возить на лесопилку. Помогать-то будешь? — засмеялся он.
— Буду, папа, — ответил я с полной серьезностью.
В лавке мы встретили Эмильку.
Она играла с тем нарядным мальчишкой, который только что строил мне страшные рожи.
— Это Богусь, — сказала она и бросила мне красный мяч.
— Зачем, зачем ты ему кидаешь? — завопил мальчик, схватил мячик и, не выпуская его из рук, спрятался за прилавок. — Мама! Мамусенька! — заныл он, обращаясь к продавщице. — Дай конфетку…
Я понял, что он хочет покрасоваться передо мной, и с презрением направился к дверям. Вслед за мной вышла и Эмилька.
— Почему ты не уехала с Яреком? — набросился я на нее.
— Я с Богусем играла. И я, я…
— Ну и играй! — буркнул я. — А ко мне не подходи!
— Но ведь я… Я тебя ждала! — Эмилька была готова расплакаться.
Это меня сразу обезоружило. А тут вышел из лавки Отец с буханкой хлеба под мышкой и с топором, который он держал за огромное белое топорище.
— Эй, Стефек! — сказал он мне. — Проводи свою барышню домой. Бегите, да побыстрее, обедать пора.
Нам не нужно было повторять это дважды. Дружно взявшись за руки, мы выбежали на дорогу. А на мосту я на мгновение остановился и плюнул через перила в воду, но Эмилька осудила мой поступок.
— Нельзя плевать в воду, если она течет. И в огонь нельзя. Запомни.
— А кто это тебе говорил?
— Мама. Она знает.
— Что она знает?
— Она все знает. Мама узнала от своей мамы, а ее мама от своей. Она так мне сказала: у всего, что не стоит на месте, есть душа.
— А у камня? Когда камень катится с горы, он тоже как живой?
— Этого я не знаю. Спрошу у мамы.
Довольный тем, что одержал верх, я весело побежал дальше, Эмилька за мной. Нас обогнала какая-то бричка, мы прицепились к ней сзади и, держась за плетушку, проехали часть пути. Нам не хотелось возвращаться в Село по дороге, и мы свернули к реке. Шли узкими крутыми тропинками вдоль берега, пробираясь сквозь заросли ивняка и какие-то кусты с терпко пахнущими листьями. Иногда тропинка выводила нас на открытую равнину, вдали можно было разглядеть женщин, занятых прополкой картошки, пастухов, гнавших в обед коров домой.
Вдруг мы увидели Тетку. Она гнала на водопой к броду скотину, но нахальная и непослушная Красуля с меткой на лбу вырвалась и, таща за собой веревку, устремилась через реку на картофельное поле.
Тетка тщетно звала ее. Тогда, подобрав юбку выше колен и оставив остальную скотину без присмотра, она бросилась вслед за удиравшей коровой, то и дело скользя по камням и отчаянно ругаясь. Мне стало жаль ее, и, на всякий случай держась в сторонке, я крикнул:
— Тетя, хотите я помогу загнать скотину?
Кто знает, может, Тетка подумала, что я решил над ней подшутить, но, только услышав мои слова, она пришла в ярость.
Забыв про Красулю и про всю прочую скотину, которая разбрелась в разные стороны, она осыпала меня проклятьями, грозила кулаком, ругаясь, то и дело срамно задирая юбку:
— Сгинь с моих глаз, подзаборник проклятый. Плевать я на тебя хотела с твоей помощью. Зря я тебя поила, кормила, чтоб ты сдох! А этому проходимцу, Отцу своему, скажи, что не больно-то мы в нем нуждаемся. И Хануле он не нужен. Есть у нее кое-кто и получше. Так и скажи! Слышишь? А теперь — марш отсюда, камнем пришибу.
Она и в самом деле нагнулась за камнем, но быстрое в этом месте течение неожиданно унесло у нее из-под ног почву, и Тетка плюхнулась в воду.
Покатываясь со смеху, мы убежали и спрятались в зарослях ивняка.
Неподалеку от Села в тихой, окруженной вербами пойме купались возвращавшиеся с поля девушки. Одни купались в рубашках, другие нагишом. Мы с Эмилькой облюбовали склонившуюся над водой вербу, влезли на нее и сквозь упругие ветки глядели на это занятное зрелище. Огороженное со всех сторон зеленым кустарником место было на редкость красивым; к одному берегу подступал горный целик, к другому — лес и луга, и стену зелени разделяла воздушная узенькая полоска, словно бы небо обронило серебряную ложку, пытаясь зачерпнуть земной сладости.