— И как вы себе это представляете на практике, товарищ? — иронически спросил Горчин. — Извините, но, на мой вкус, вы слишком теоретизируете в своих выводах. А я, позвольте вам напомнить, приехал сюда не теоретизировать, а работать.
— Черт! — расхохотался Юзаля. — Прямо за портки с облаков на землю стягивает. Хорошо, но еще минутку… — Он моментально стал серьезным и вернулся к своей предыдущей мысли. — Хуже всего было то, что вы вообще не прислушивались к голосу коллектива. Я не говорю «не считались», а — «не прислушивались». Второе гораздо труднее, но и важнее, хотя измерить это нельзя. Вы не принимали никаких поправок, которые предлагались в ходе обсуждений разных решений, особенно тех, которые были непопулярны. Вы отодвинули в сторону товарищей, которые пользовались авторитетом и доверием общества и запомнились с хорошей стороны, потому что сделали что-то для этого общества. Вы заменили их людьми более умными, более энергичными, которые умели лучше организовать работу, но не умели или не хотели по-настоящему участвовать в том, что выходило за рамки их служебных обязанностей. И вы остались в одиночестве. Ну, скажите честно: есть у вас здесь друзья? Люди, которые бы в любую минуту встали за вас горой? Ну, скажите…
— Я ни с кем не поддерживаю здесь приятельских отношений. Не поддерживаю, потому что не хочу. Честно говоря, я никогда не был светским человеком.
— А я и не говорю о светских людях.
— Предположим, вы правы, но разве все это так важно?
— Там видно будет. И может быть, очень скоро. Вы наплодили вокруг себя целую кучу недовольных, которые только и ждут, чтобы броситься в атаку. А сколько таких, кто мог бы нейтрализовать действия ваших противников? Я сказал: «они только и ждут». Это неправда. Они уже взялись за работу. Роман с этой девушкой… Не возражайте, это уже не секрет, как вам казалось… Ваш роман так их раззадорил, что они наверняка не ограничатся рассылкой анонимных писем. Да, да, Горчин, вы всегда и от всех требовали строгого соблюдения моральных принципов и строго спрашивали за малейшее нарушение. Это еще можно было терпеть, покамест вас самого нельзя было ни в чем упрекнуть. А теперь все эти лекции о социалистической морали, которые вы читали по любому поводу, кажутся им фальшивыми и циничными. Да, циничными, потому что, подражая вам, они теперь тоже рассматривают одни голые факты, все остальное их не касается. Так уж устроена жизнь: стоит появиться трещине, как тут же находится железный лом, которым даже каменную глыбу нетрудно сокрушить. Поэтому они и начали с вами партизанскую войну, и, пожалуй, вам ее не выиграть. Во всяком случае, первый раунд вы уже проиграли.
Михал слушал внимательно, он слышал даже то, чего председатель воеводского комитета партийного контроля, его теперешний следователь и судья, из деликатности не захотел выразить словами. Но искренность, с какой Юзаля делился с ним своими впечатлениями, вместо того чтобы обезоружить, расхолодила Михала. Он решил уклониться от дальнейшего разговора, к которому, правда, был подготовлен, но который, как ему казалось, принимал плохой оборот; ему хотелось вооружиться какими-то новыми доводами, укрепиться в своем прежнем упорстве, без чего, как он полагал, их дальнейшая беседа не имела смысла. Он решил не делать ни одного шага навстречу этому спокойному, терпеливому ловцу грешных душ, оставить Юзале его сомнения, в которых тот, конечно, постарается как-то предварительно разобраться сам, чтобы представить Старику как можно более ясную картину ситуации в Злочеве. Ситуации, в какой оказался ставленник Старика, который до сих пор считался лучшим среди первых секретарей уездных комитетов.