— Пап, — спросил я не в силах сдержать любопытство, — это она или он?
Отец, словно освободившись от какого-то гнета, рассмеялся:
— А ну-ка присмотрись хорошенько. Парень, как и ты.
Теперь и у меня словно камень с души свалился. Но ноги у меня все еще дрожали. Я сел на солому и гладил жеребеночку задние ноги.
Жеребенок легонько взбрыкнул, и Отец снова рассмеялся.
— Брыкается, это хорошо. Будет жить.
Через маленькое, выпиленное в балке оконце сочился утренний свет. Мне не хотелось идти в дом. Отец постелил Райке и жеребеночку свежей блестящей соломы и отправился к колодцу стирать дерюгу. Сквозь приоткрытые двери конюшни я отчетливо видел его на фоне разгоравшегося неба.
Жеребенку мы дали кличку — Огурчик. Уж очень он был забавный. Светло-гнедой масти, с белыми метками — у ноздрей и под хвостом. А по обеим сторонам хребта через всю спину тянулись две светлые полосы — совсем как на дыне или на огурце. Он весь был какой-то продолговатый, может быть, даже не совсем складный, но очень милый и забавный.
Хлопот нам прибавилось. Отец решил на первых порах ходить на работу в лес один, без Райки. Жеребенок родился немного раньше срока, и Отцу хотелось, чтобы Райка отдохнула и выходила своего первенца. Он не туго спутывал ей веревкой передние ноги и пускал пастись возле дома. Огурчик ни на шаг не отходил от матери. Райка была умницей, на нее можно было положиться.
Несмотря на упреки отца, впрочем, не такие уж суровые, я все больше запускал занятия в школе. При каждом удобном случае я удирал из школы! Спешил в лес к Отцу. Помогал ему, как умел. Поляна, на которой в ту памятную ночь я впервые увидел Альберта, понемногу становилась шире. Пока не появился на свет Огурчик, вместе с нами работала и Райка.
На свободно закрепленных постромках она тащила спиленные ели к крутому берегу. Там мы сталкивали их в воду, а потом понемногу — когда одни, а когда с помощью Райки, а главное, с помощью самой реки — тянули ствол за стволом к лесопилке. На это уходило немало времени. Труднее всего было, продираясь сквозь чащу, тащить ствол к обрыву. Отец хотел было начать вырубку со стороны берега, тогда ему легче было бы спускать срубленные деревья. Но начальство распорядилось иначе. Приехавшие геологи были озабочены только тем, как бы поскорее расширить поляну. Отец жаловался мне, что все его бессмысленные мучения — дело рук Альберта. Но ничего, придет время, и он с Альбертом сведет счеты.
Но все это происходило еще д о О г у р ч и к а. Именно так, насколько мне помнится, я мысленно распределял тогда во времени все события: до и после Огурчика. Сегодня я понимаю, что то таинственное, страшное и радостное событие, которое свершилось ночью в нашей конюшне, было тогда для моего ума, для восприятия, как бы границей, разделившей время на две эры. Впервые тогда я почувствовал и даже по-своему понял, как это бывает, когда из ничего вдруг возникает что-то, когда из небытия вдруг рождается жизнь.
Один такой день, проведенный на поляне, уже п о с л е О г у р ч и к а, я помню очень хорошо. Я удрал из школы, но поскольку Отец работал один, без Райки, мне не слишком-то попало. Валить деревья топором — дело тяжелое. При мне в ход шла пила.
И вот когда мы с Отцом усердно пилили высокую, полузасохшую и потому неподатливую пихту, перед нами неожиданно, словно из-под земли, вырос Альберт. Руки Отца, державшие пилу, задрожали так, что пила выгнулась дугой.
Меня ошеломили перемены в Альберте, в его облике и в манере держаться. Исчезла его ухмылка, и он больше не называл Отца «кузеном». Лицо у него словно было какое-то потускневшее, а глаза усталые, погасшие.
— Ну, как дела? — спросил он, почти не взглянув на нашу работу.
Он озирался по сторонам, словно присматриваясь и прислушиваясь к чему-то, что было ведомо лишь ему одному.
— Альберт! — Голос Отца срывался от едва сдерживаемого гнева, еще немного, и могла разразиться гроза. — Альберт, что за чертовщина с этой дурацкой поляной?
— Не нравится? Вам могут предложить другую работу, — легко согласился Альберт.
— Не нужна мне другая работа, я хочу начать вырубку от берега.
— Ладно, пусть будет от берега, — словно эхо, повторил Альберт. — Но только вы должны… Вы должны… — На этих словах он запнулся и судорожно глотнул слюну. — Должны мне помочь, — наконец проговорил он.
Отец вытащил пилу из неглубокого надреза. Недоверчиво покосился на Альберта. Пожал плечами.
— Что это за новости! Чем я могу тебе помочь?
Альберт подскочил к Отцу, протянул вперед руки, чтобы положить ему на плечи, но потом, словно опомнившись, замер на месте.