Он веселился, говорил, что мне, должно быть, здесь совсем тоскливо, раз уж я начала выдумывать такой бред. А Максу он подбросил разгадку, поскольку понял, что речь, очевидно, идет о какой-то семейной интеллектуальной забаве.
— Дорогой мой, мы знакомы уже двадцать лет. Я когда-нибудь придумывала истории про убийства, чтобы немного развлечься? Все это отнюдь не идиотские шуточки. Мне нужны деньги. Положи мне на карточку Visa четыре тысячи, иначе я не смогу купить билеты. Нам действительно нужно отсюда сматываться. Я боюсь. За себя и за него. У этого ребенка нет чувств, только холодный ум. Сейчас он сидит в номере и разрабатывает следующие преступления. В конце концов, забери меня отсюда. И прекрати ржать. — Я бросила трубку.
Бука читал свой детектив. Он был непривычно взбудоражен. Заявил, что одна из новых жертв будет случайной. По его словам, я подходила под эту категорию и вдобавок вмешиваюсь в следствие и представляю угрозу для плана. А план, по мнению мальчишки, был до омерзения банальный — получить прибыль.
— Необязательно ему за это платят, но деньги тут играют роль. Основную.
Я решила, что мальчишка все-таки съехал с катушек. Впрочем, учитывая обстоятельства, меня это не сильно удивило. Ничего, завтра мы вернемся домой и займемся поисками хорошего психолога.
Ужинали в гробовой тишине. У меня кусок застревал в горле, поэтому я только выпила сок. И два пива. Даже сын ничего на это не сказал.
— Мне нужно отсюда выйти. У меня начинается клаустрофобия. Я могу сидеть в отеле хоть целый день, но только не тогда, когда меня заставляют, — ворчала я.
— В номере безопасней, — возразил Бука.
Я выдержала только два часа.
— Все, я пошла. Запри дверь. Ключ я заберу. Постарайся уснуть, сынок, — добавила уже с порога.
— Не советую, — спокойно ответил он. — Но это твое дело. Я не могу пойти с тобой — мне осталось всего сорок страниц.
Я старалась держаться многолюдных улиц. На всякий случай. Уже возле корта на меня налетел молодожен.
— Эй, поосторожней! А где твоя возлюбленная?
— Она немного притомилась. Осталась в отеле.
Ну надо же — ответил. Причем целыми двумя предложениями.
Он не ушел. Смотрел на меня, и впервые я заметила какое-то выражение на его лице. И в тот же момент вдруг обнаружила, что под южным загаром и модным прикидом воспитанного на скверном телевидении пижона скрывается глухая деревенщина. И мне вдруг страшно захотелось оказаться в толпе отдыхающих, которая исчезла, стоило ей только мне понадобиться. А деревенщина сплюнул на дорожку, закурил сигарету и неожиданно разговорился.
— Нет. Ангешка не в отеле. Не в нашем. И не совсем в отеле. Ну почему тебе надо больше других? У тебя есть сын, занималась бы его воспитанием. Зачем ты суешь нос в чужие дела? Наша свадьба, мой взгляд на жизнь. Тебе обязательно нужно было перебежать мне дорогу? — прошипел он, а я стояла, потрясенная его многословием, не в силах двинуться с места. Закричать тоже не могла. Он точно вышел из моих кошмаров. — Думаешь, я ни о чем не догадался? Все твои идиотские вопросы я записывал на эту камеру. — Он похлопал по карману, из которого, к моему изумлению, до сих пор торчал один из металлических гаджетов, полученных в день приезда. — Я хотел только срубить немного бабок. Прошел кастинг. Думал, нужно будет пожить пару лет с этой идиоткой — и привет. Ну знаешь, перед камерами мы знакомимся, на глазах зрителей идем на свидание, занимаемся любовью, женимся, рожаем детей — и всякая такая фигня. Камеры мне не мешали. А эту кретинку, мою жену, я хотел по-тихому убрать. Обычный несчастный случай. Разве кто-нибудь удивился бы, если б такая идиотка включила фен, лежа в ванне? Но дальше стало гораздо труднее. От нас потребовали выполнения новых заданий. Мелкие кражи, супружеская измена, попытка отравить ее родителей — и все в таком духе, чтобы подогревать интерес зрителей и давать пищу бульварной прессе. Нам организовали поездку сюда. Я понял, что это прекрасная возможность, а тут как нарочно дали задание кого-нибудь убить. Потому что наша повседневная жизнь начала надоедать телезрителям, и канал терпел убытки. Тогда Агнешке пришла в голову эта проклятая идея со стихиями и психопатом. Начиталась книжек, идиотка. За рост аудитории до двадцати миллионов нам причиталась премия: гонорар за участие на банковский счет и вдобавок сто тысяч евро за каждый миллион зрителей. Я бы на всю жизнь был обеспечен. Можно было обосноваться здесь, на этом милом островке. А эти две немецкие кретинки сами приплыли к нам в руки. Они идеально подошли: надрались в стельку и желали побрататься. Время перевалило за полночь. В отеле погасли все окна. Агнешке даже не пришлось прилагать особых усилий. Она была мало разговорчива, зато знала немецкий: выросла в Германии, оттуда родом ее отец. Ту, что была потрезвее, она уговорила прогуляться на крышу. Соблазнила ее осмотром телеоборудования, огромных антенн, студии, сказала, что мы участвуем в масштабном шоу, на нас смотрят миллионы, и что только мы трое об этом знаем, и что за участие мы получим кучу бабла. Та клюнула. Полезла на крышу. Я поднялся только помочь привязать ее к нагревателю. Агнешка орудовала скальпелем, как заправский хирург. У меня вышло похуже, хотя я тоже нехило перерезал горло той, первой. Как ее звали-то? Хайди? Ну и имечко! До омерзения швабское. Веревки нам выдали с прочим барахлом телевизионщики. В первую неделю я все ломал голову, на кой они нам. Ну да не важно. Важно то, что на счете у меня вся сумма. А из проблем — только ты. Выбор прост.