Януш не спускал с меня внимательных глаз.
— Слушай, что случилось? Что-то серьезное?
Я пожал плечами.
— Ты слышал, что квартиру Анджея обчистили?
— Когда? Он мне ничего не говорил.
— Он и не мог тебе об этом сказать, потому что это произошло уже после его смерти. Кто-то там что-то искал.
Януш не скрывал удивления. Вдруг он взглянул на меня с подозрением.
— Слушай, — сказал он осторожно, — может, ты немного свихнулся с этой своей работой? Ну, мне нотариальные акты по ночам снятся, это понятно, но ты-то, человек активный, с богатым воображением…
— Не говори ерунды, — я поставил рюмку. — Похоже, дело гораздо серьезнее, чем нам обоим кажется. Я пришел сюда, думал, может, он рассказал тебе чуть больше. Он что-то нашел, понимаешь? И не успел никому рассказать об этом. Я должен узнать, что это было. Жаль, что он считал одиночество единственно возможным для него образом жизни. Он никому ничего не говорил, ни с кем не делился своими переживаниями. Вот и остались какие-то неясные, полустертые следы. И поэтому так чертовски трудно в них разобраться.
Я закрыл последнюю папку. Три дня я терпеливо читал страницу за страницей, голова пухла. Пани Кася из секретариата, которая по моей просьбе достала из архива всю документацию процесса Хробика против Анджея Зволиньского, уже со вчерашнего дня поглядывала на меня с сочувствием. А я читал, и меня все больше охватывали сомнения. И Хробик, которого все время поддерживали два адвоката, и Анджей не щадили друг друга в этом процессе. Они представляли судьям все более веские документы, вызывали новых свидетелей. Требовали присоединить к материалам процесса разные документы, материалы других дел, связанных, по их мнению, с данным процессом. Я перелистал несколько сот страниц, где в конце было постановление суда о закрытии дела вследствие смерти ответчика. И я все еще ничего не понимал.
Ситуация напоминала мат в шахматах. Анджей мастерски устроил противнику экзамен по его собственной биографии. На основании многих заявлений Хробика, поданных в разное время в разных ситуациях, он доказывал, что если бы все, что написал Хробик на тему своего военного прошлого, было правдой, одной войны на это бы не хватило. Доказательства были неопровержимы: в одних документах Хробик писал, что в сорок втором был арестован гестапо, а затем выслан в Освенцим, откуда ему удалось сбежать, из других его заявлений следовало, что в это время он воевал в рядах Армии Крайовой под Вильно. Даты пребывания в разных лагерях перемешивались и накладывались одна на другую, документы оказывались недостоверными — Хробик обычно ссылался на людей, давно уже умерших, Анджей это выяснил и скрупулезно представил суду все данные.
История с участком, к сожалению, была не так ясна. Хробик предъявил документы, из которых следовало, что купленный им участок находится на землях плохого качества. При продаже были приняты во внимание военные заслуги Хробика и его тяжелое материальное положение, на эти обстоятельства он делал упор в своих многочисленных заявлениях и приложенных к ним справкам, когда оформлял покупку участка. Подлинность этих справок и подвергал сомнению журналист во время процесса. Вообще, с юридической точки зрения дело было страшно запутанное, и я не завидовал судьям, которые им занимались. Но я нашел в материалах процесса нечто, что меня особенно заинтересовало. В шестидесятые годы Польское туристическо-краеведческое общество выдало Хробику удостоверение, дающее ему право водить туристов по горным маршрутам. Там была запись о том, что Хробик награжден Большим серебряным значком ГТО. Когда он его получил, ему было уже за сорок. Крепкий, однако, товарищ…
И снова я трясся темной декабрьской ночью в поезде, идущем на юг. В Закопане как раз начался сезон. Только что после ремонта возобновила работу подвесная дорога на Каспровый верх, Крупувки кишели толпами лыжников.
В прокуратуре Тадек встретил меня с распростертыми объятиями.
— Работы до черта и еще немного, — объявил он. — Вот, подрались местные парни и по ошибке пришибли не того, кого следовало. Автомобильная катастрофа под Буковиной, из пятерых выжили двое. «Фиат» разлетелся на мелкие кусочки. Кроме того, в «Гевонте» обокрали двух иностранцев, а сегодня ночью — попытка ограбления «Певекса». А ты что, на отдых к нам?
Я объяснил ему, что ищу на этот раз. Он понимающе покачал головой.
— У тебя нюх, как у старого полицейского. Этот твой Хробик уже три месяца как сидит. Мы как раз собираемся обратиться в воеводскую комендатуру на продление предварительного заключения, потому что следствие еще не закончено. Все документы и справки о его военных подвигах — фальшивые. На их основании он мошеннически выманил пенсию и льготы ветерана войны, а это куча денег. Кроме того, он торговал валютой с австрийцами и югославами, мы его взяли вместе с его «накоплениями». Так что этот журналист, Зволиньский, если бы был жив, выиграл бы свой процесс за пару дней, не глядя.