— Как это — сменил? Ведь фамилия — не жена, которая может надоесть.
— Правильно, но в законе сказано, что если человек имеет фамилию, звучащую смешно, оскорбительно либо затрудняющую ему профессиональную деятельность, то он может обратиться в соответствующие органы с просьбой о перемене фамилии…
— Хамский, — понял я. — Да, действительно…
— Так-то. И с тех пор вместо Мечислава Хамского мы имеем Яна Новака. Кроме того…
Зазвонил телефон. Сумасшедший день.
— Михалек?.. — услышал я голос Романа. — У меня важная информация. Ян Новак — это Мечислав Хамский, брат Станислава Хамского. В 1966 году подал заявление о перемене фамилии, просьба была удовлетворена.
— Благодарю вас, поручик, но пресса, как всегда, действует оперативнее. Это уже установил редактор Амерский.
— О! — неприятно удивился Ромек. — А как он мог об этом узнать?
— Прямо в загсе, только и всего, представь себе. А вы, как я понимаю, в адресном бюро…
— Да, и в связи с этим я хочу сказать тебе еще одну вещь, о которой в загсе знать не могут. А мы знаем. Незадолго до перемены фамилии Мечислав Хамский заявил о потере паспорта. А точнее, утверждал, что паспорт у него украли. Объявление в газете не дало никаких результатов.
— Прелестно. Новый паспорт, насколько я понимаю, он получил на имя Яна Новака.
— Естественно. Я думаю, что он припрятал старый паспорт на всякий случай — а вдруг пригодится. Как тебе кажется, зачем?
Я присел на подоконник, поглядел на людную улицу.
— Думаю, что поскольку семья Хамских занимается не производством плюшевых медведей и не разведением карпов, а всего лишь спекуляцией квартирами, то и фокус с паспортом должен был послужить именно этой цели.
— Конечно, — согласился Роман. — И что ты предлагаешь?
— Я не ясновидящий, но почему-то совершенно уверен, что если вы теперь проверите в адресном бюро, где проживает Мечислав Хамский, то обнаружится еще один дом, владельцем которого он является и который, по крайней мере юридически, занимает. Да, проверьте на всякий случай, как зовут жену Новака…
— Уже известно, — вмешался Амерский и подал мне листок. — Вот, здесь все написано.
Я прочитал: «Анна Гурная, проживает на улице Сосновой пущи, 45».
— Гурная, Гурная… Как звали того типа с Якобинской?
— Мирослав Гурный, ее сын. Впрочем, ему только что исполнилось двадцать лет. Думаю, что сразу же после того, как он достиг совершеннолетия, Новаки купили ему квартиру на Якобинской, и он там, естественно, никогда не жил. Новак, разведясь с женой, переписал на ее имя дом на улице Сосновой пущи, а сам купил дом на Мокотове, который продал два года назад. В последнее время он появился в квартире на улице Кавалеров. Видимо, он знал, что живущая там старушка собирается просить место в доме для престарелых. Ну, и заплатил ей какую-нибудь сумму, а она согласилась прописать его там, конечно, без права проживания. Потом, когда ее забрали в дом для престарелых, он добился ордера на эту квартиру. И вообще похоже, что в игру входят какие-то квартиры, о которых мы пока ничего не знаем.
— Слышишь, Ромек? — обратился я к телефонной трубке.
— Слышу, — мрачно подтвердил Роман. — Все, берусь за работу.
— Ну, пока!
Я устало поглядел на Амерского. Дело раскручивалось.
Вошел шеф с какими-то бумагами под мышкой. Он рассеянно поздоровался с Амерским и только когда услышал фамилию оживился.
— Пан редактор, загляните ко мне недели через две. Это будет сенсация! — пообещал он. — Украли больше двадцати «фиатов». Мы закончим следствие, и вы тут же получите все материалы. Только для вас! Согласны?
— Еще бы, — Амерский пометил что-то у себя в блокноте и испарился.
Шеф подал мне бумагу, которую держал в руках.
— Читай.
Это было письмо, направленное при посредничестве польского консульства в Вашингтоне в Воеводскую прокуратуру, которая передала нам его с пометкой: «Разобраться срочно». Отправителями была семья Картеров из Колорадо-Спрингс. Писали они слегка устаревшим, но правильным польским языком:
«Обращаемся к надлежащим польским властям с просьбой о выяснении обстоятельств следующего дела. В марте 1975 года, после тридцативосьмилетнего пребывания в Соединенных Штатах, наш шестидесятипятилетний дядюшка, Юзеф Качиньский, решил вернуться в свой отчий край. Супруга Юзефа Качиньского, Эулалия Качиньская, умерла три года назад, детей у них не было, и дядюшка остался один. Мы живем в Колорадо-Спрингс, дядюшка же имел дом и ферму на побережье недалеко от Вильмингтона. Дядюшка решил вернуться в Польшу, потому что чувствовал себя одиноким, кроме того, как коренной варшавянин, именно там он хотел закончить дни своей жизни. Ферму и дом продал, мы при этом присутствовали и помогали ему оформить документы. Затем Дядюшка выехал в Польшу, где при посредничестве фирмы „Локум“ приобрел квартиру. Летом 1975 года дядюшка прислал нам письмо, в котором писал, что живет в трехкомнатной квартире на улице Копьеносцев, 85. Эта квартира ему не нравилась, и он собирался продать ее, а купить большой дом с садом. Он предпринял некоторые шаги для этого. Последнее письмо от дядюшки мы получили в сентябре 1975 года. Он писал, что уже нашел дом, и дело почти кончено, точного адреса, однако, не сообщил, но написал, что дом этот находится в Константине под Варшавой. Мы знаем, что в проведении этой сделки дядюшке помогал какой-то адвокат.