Застрекотали милицейские телетайпы. Приказ Главного управления всем органам милиции: „Установить, есть ли в их районе люди, проживавшие до войны в городе Б. на реке Стрипа. Сообщить фамилии“.
Через три дня поступили первые донесения, преимущественно из Нижней Силезии, все — из маленьких городов.
— Анджей Кожух? Анджей Кожух? — пожилой мужчина вспоминал с трудом. — Да, я знаю эту фамилию, с чем-то она у меня ассоциируется, но опасаюсь, что больше ничего не сумею вам сказать.
— Он учился в вашей гимназии? — Левандовский старался помочь бывшему директору гимназии в Б.
— В моей гимназии? Валя! — позвал он жену. — Ты не помнишь, учился ли у нас Анджей Кожух? Жена тоже преподавала в гимназии, — объяснил хозяин дома, обращаясь к поручику.
— Анджей Кожух, 1915 года рождения, — громко повторил Левандовский. — В 1942 году он наверняка был в Б.
— Кожух? — женщина вбежала в комнату, держа чайник в руке. — Это же столяр, который нам делал полки! У него мастерская была по ту сторону шоссе.
— И Анджей, вероятно, его сын. Но разве он учился в нашей гимназии?
— Нет, в гимназии у нас Анджея Кожуха не было, но столяр с такой фамилией в городе жил. А у этого столяра был сын.
— Не помню…
— …Столяр Кожух? Был такой, а как же. Я его прекрасно помню. Он всю столярную работу делал у меня в аптеке.
Левандовский задрожал от возбуждения. Стоило помучиться, ездя из городка в городок! У старого аптекаря из Б., который на покое разводит цветы, поселившись в Силезии, в заводском районе, память оказалась лучше, чем у директора гимназии.
— …Столяра Кожуха убили украинские фашисты под конец войны. Это был очень порядочный человек. Сын у него, безусловно, был… Но я этого сына не видывал годами. Кажется, он жил в Варшаве…
Напрасно поручик радовался! Кожух вновь ускользает от него… Человек, промелькнувший в городке, как тень, не оставил о себе никаких воспоминаний. А все же именно в Б. ему выдали немецкое удостоверение личности, значит, он был там, Анджей Кожух, сын столяра…
— Нет, пан поручик, это был не его сын. — Столь категорический ответ поручик услышал от инженера автозавода, мужчины лет сорока, чье детство и военная юность прошли в Б. — Анджей Кожух был старше меня на несколько лет. У столяра детей не было. Анджей — его племянник, который еще в первую мировую войну уехал с родителями из Б. и действительно перебрался к дяде, когда немцы захватили Львов. Я лично не был с ним знаком, но много слышал о нем от… Она вам все скажет, они были очень близки. Ева вышла за врача, живет во Вроцлаве…
— Вы знали Анджея Кожуха? — спросил он красивую элегантную брюнетку. Левандовский пришел к ней утром, когда она была одна дома. Поручик заметил, как взволновало ее это имя.
— А вы его знали? — ответила она вопросом на вопрос.
— Я его не знал. Но нам хотелось бы узнать о нем как можно больше.
— Столько лет спустя? — удивилась женщина. — Это скорее могло бы заинтересовать историков…
— Историков? — поморщился поручик. — Историкам принадлежит прошлое, судьбами живых занимаемся мы. Еще две недели назад пан Анджей Кожух…
— Анджей?! Он жив? Где он? — она вся озарилась внутренним светом. — Где же он? Где? Анджей…
— В Познани, он жил там с 1947 года. — Левандовский уже понял, что его опять постигла неудача.
— Он жив — и не попытался разыскать меня? Это невозможно!
Без лишних слов он положил перед ней паспорт Анджея Кожуха, выданный в Познани в 1953 году.
Она взглянула. Прочла имя и фамилию. И, успокоившись, подняла глаза на гостя:
— Конечно, это недоразумение. Этот человек даже отдаленно не напоминает Анджея.
— А этот? — Левандовский протянул ей „кеннкарте“ — документ, выданный в 1942 году жителю Остланда Анджею Кожуху 1915 года рождения.
Она взяла „кеннкарте“ в руки. Внимательно присмотрелась к оккупационному документу.
— У нас у всех были такие „кеннкарте“. Возможно, что это „кеннкарте“ Анджея. Все совпадает, даже адрес. Он приехал из Львова летом сорок первого. Мы очень дружили. Он был старше меня. Мы вместе участвовали в Сопротивлении. Анджея арестовали в 1943 году, гестаповцы увезли его в Станиславскую, там он сидел в тюрьме и там его убили. А это, — она постучала пальцем по фотографиям на обоих документах, — вовсе не Анджей! Это совсем другой человек.
— Вы в этом вполне уверены?
— В том, что Анджея убили? Сколько я ночей тогда проплакала! Мне было восемнадцать лет. Я не верила в его смерть. Я сходила с ума. Это не Анджей. Посмотрите! — она открыла ящик письменного стола, вынула папку, среди множества писем и фотоснимков отыскала карточку. Молодой человек в расстегнутой рубашке сидел в лесу на пеньке, стоящая сзади девушка держалась сзади за его плечи. Левандовский узнал в ней свою собеседницу.
— Вот Анджей незадолго до ареста.
Достаточно было одного взгляда: убитый в гостинице „Сьвит“ муж познаньской портнихи, служащий машиностроительного завода, не был Анджеем Кожухом из города Б. на реке Скрипе.
— Простите, что я отнимаю у вас время, — начал Левандовский, представляясь адвокату. И, поскольку говорил с юристом, сразу перешел к сути дела: — Вы знакомы с пани Фигур?
— Фигур? Женой врача?
— В студенческие годы Ева Жвано…
— Вот именно, в студенческие годы мы были знакомы. Впрочем, вряд ли это можно назвать знакомством. Я разговаривал с ней один единственный раз. Мы встретились здесь, во Вроцлаве.
— А сами вы из Станиславува?
— Да. Я там учился.
— И там сидели в гестапо?
— Совершенно верно. Кстати сказать, панна Жвано расспрашивала меня…
— Потому-то я к вам и пришел! Она расспрашивала вас…
— Об Анджее Кожухе. Мы сидели с ним в одной камере. Его расстреляли.
— Вы помните его? — поручик разложил на столе пять фотографий разных мужчин. — Который из них?
Адвокат всмотрелся в снимки и указал на лицо, переснятое с карточки, которую на время предоставила в распоряжение милиции пани Фигур.
— Вы хорошо его знали?
— Мы с вами, поручик, отдаем себе отчет в том, что в тюремной камере люди не сходятся по-настоящему. А уж тем более в гестапо. Я знал его просто как товарища по несчастью.
— Что же с ним случилось?
— С допроса его принесли к нам в камеру избитого до такой степени, что на нем живого места не оставалось. Это был настоящий герой. В сентябре 1943 года его вынесли из камеры, потому что после пыток он еле двигался. И больше он к нам не вернулся. Мы только слышали, как отъезжала машина. На следующий день заключенные, работавшие в канцелярии, сказали, что его и еще человек пятнадцать, взятых по разным делам, расстреляли в пригородном лесу.
— А с этим человеком вам не приходилось встречаться? — Левандовский указал на соседний снимок — снимок Анджея Кожуха с „кеннкарте“.
— Нет, — адвокат пожал плечами. — Никогда в жизни.
— Ну, а вот этого вы когда-нибудь видели? — поручик вытащил еще одну фотографию — убитого без парика, с лысой головой.
— Это одно и то же лицо, — заметил юрист с профессиональной наблюдательностью. — Но я его впервые вижу. К сожалению, ничем не могу вам помочь.
Объявление о розыске разослали работникам органов госбезопасности и охраны общественного порядка, следственных органов. Главное место в нем занимали четыре фотографии: одно и то же лицо в анфас и профиль, с волосами и без волос. Две последние пришлось реконструировать, поскольку посмертного снимка рассылать не следовало, а никакой фотографии убитого без волос у него на квартире, разумеется, не нашли. Предполагалось расспрашивать население, особенно репатриантов из Восточной Галиции, не припомнят ли они такого человека.
А в северном портовом городе напрасно ожидали вестей. В жаркий летний день еще раз собрался штаб следствия, на который прибыл из Варшавы офицер Главного управления.
— Собственно, мы этого ожидали, — майор Кедровский раскачивался в кресле, — с тех пор, как установили несоответствие папиллярных линий в документах и два вида клея в „кеннкарте“. Однако… Во время оккупации „кеннкарте“ подделывали многие, но один принцип соблюдался неукоснительно: и в фальшивом удостоверении фотокарточка и отпечатки пальцев должны принадлежать тому, кто его предъявляет. Ведь это было проще всего проверить в случае провала или просто облавы. Следовательно, наш Икс, Игрек или Зет не пользовался этим документом во время оккупации. Он обзавелся им потом, может быть, в последние дни оккупации, так как по тем или иным соображениям хотел или был вынужден скрыть свою настоящую фамилию.