Кто знает?
Возможно, даже автор этого самого повествования опубликует однажды такую же книгу…
Войдя в парадные двери, он оказался в небольшом, хорошо украшенном вестибюле со стеклянными дверями с латунным профилем. Эти двери были, без сомнения, установлены, чтобы перехватить холодный воздух, дующий прямо с улицы зимой. Но поскольку сейчас была не зима, вторые двери служили исключительно для красоты. По какой-то причине Морли не сразу заметил, что в вестибюле был ещё кто-то. К нашему путешественнику сразу же обратился высокий, неприятный мужской голос, искажённый каким-то производным акцента, который не может быть эффективно воспроизведён посредством письменного слова. Это звучало типа: “Дайте мне пять евро! Пять евро, пять евро, пять евро…” Морли не был расположен к внезапным знакомствам, и его неприятное ощущение было утроено присутствием нехороших запахов человека, немытого неделями, а также его ошеломляюще испачканной одеждой. Морли не смог открыть рот. Разумеется, незнакомец был не более и не менее, чем обычный нищий, которых было много в Польше. Этот нищий, однако, был нетипичным в нескольких отношениях, и пара слов должна быть затрачена на этот пункт.
Незнакомец с неприятным запахом был не выше четырёх с половиной футов[18], но, похоже, не отвечал описанию кого-то, страдающего карликовостью или ахондроплазией. Неопрятные тёмно-чёрные волосы в чём-то вроде стрижки украшали относительно нормальную голову. Его тон кожи был оттенком, возможно, арахисового масла, а частично азиатское лицо было сильно усеяно прыщами. Тем не менее, наиболее заметной аномалией его роста была длина рук - явно вдвое меньше, чем можно ожидать от человека такого роста - возможно, девятилетнего мальчика. Этот человек был инвалидом, конечно, и обычно сердце нашего мистера Морли могло бы растаять по отношению к бедному парню, но между ужасающим запахом и шоком его грубых призывов Морли признался себе, что ненависть, а не жалость, было то, что наиболее значительно захватило его.
- Вы - американец! - последовал очередной порыв неприятного запаха, который сопровождался сгнившими зубами.
Он назвал его американцем, как будто это было оскорбление.
- Вы богаты! Вы дадите мне пять евро? Пять евро, пять евро, пять евро!
Морли наконец собрался, ну, по крайней мере, настолько, насколько смог.
- Сэр! - ответил он, стараясь заткнуть ему рот. - Есть способы, с помощью которых обездоленные просят деньги, а есть способы, которыми это делать нельзя. Вы продемонстрировали второй вариант.
A затем Морли протолкнул себя и свои сумки через следующие двери, в то время как охранник отеля, который заметил это движение, пробормотал извинения Морли, накричал на бродягу и выгнал его. Маленький человек скатился на тротуар. Морли проскользнул подальше от них, он не любил подобного рода шумиху. Охранник произнёс ещё несколько оскорблений, а затем закрыл двери. Нищий посмотрел в его сторону, пытаясь встать на ноги, но он не смотрел на охранника. Он смотрел прямо на Морли. Зайдя внутрь, Морли подумал:
Господи! Я терпеть не могу неприятных столкновений! И бедняга смотрит на меня, как будто его изгнание было моей виной!
Но одна вещь, в которой Морли был экспертом, состояла в изолировании себя от последствий таких встреч. Это было обычное несчастье - мир был полон их - и Морли, особенно в его возрасте, решил, что ничто не испортит его наслаждение каждым живым моментом, и этот инцидент был сразу же признан недействительным, когда он открыл глаза на роскошные декорации внутри отеля, а также открыл свои лёгкие для его чистого воздуха. Прекрасный, уютный зал встретил Морли. Тёмные, явно дорогие коврики большого размера украшали паркетные полы. Ковры больше напоминали гобелены, сшитые в некотором роде в техническом стиле знаменитого английского гобелена Байё. Конечно, эти ковры заслуживают дальнейшего изучения, так как даже в этом первом взгляде Морли заметил изображения фигур дворянства, а также военных фигур, таких как ряды гренадеров, пикинёров и мушкетёров; большие пушки, изрыгающие дым, и даже, что ещё более неприятно, казни через расстрел, пытки, а также повешение и обезглавливание, чьи визуальные выражения жертв оказались делом опытной иглы. Если бы Морли осмотрел ковры с ещё бóльшей тщательностью, он, вероятно, заметил бы другие изображения, ещё более наглядные и тревожные, такие как солдаты, насилующие безголовых женщин, у которых отрубленные головы казались преднамеренно оставленные рядом, обнажённых женщин, вскипячённых заживо в больших чёрных чанах, и такую же обнажённую женщину, пронзённую острыми пиками от рта до влагалища, в то время как некоторые военные фактически изображались как мастурбирующие на это. Действительно, не особо приятная глазу демонстрация рукоделия, хотя и технически искусная.