Он проснулся за своим столом на кухне. Голова и мышцы болели, рваные раны кровоточили. Он был голым. Осматривая своё израненное тело, Лукаш понял, что ему не снились те ночи. Всё - его хождение, оргия и это нечто в небе - действительно было.
А сейчас?
Кто-то суетился на его кухне.
- Марчин? - сказал Лукаш хриплым голосом, видя, как его брат готовит кофе. - Что, чёрт возьми, происходит?
“Мелкий” не ответил, просто улыбнулся. Он снял кухонный фартук, обнажённый внизу, его собственное тело было испачкано ночной оргией. Не говоря ни слова, он сел у кухонного стола и поставил кружку кофе перед Лукашем.
- “Мелкий”! Ответь, чёрт возьми! Что это значит?
- Сначала выпей, потом поговорим.
Сказав это, Марчин повернул свой компьютер к Лукашу. Он проиграл видео, в котором его старший брат зверски изнасиловал его девушку Паулину.
- Не очень мило с твоей стороны, - сказал Марчин игривым тоном. - Меня не было несколько дней, и ты сразу же трахнул мою девушку. Очень неприятно.
Лукаш хотел что-то сказать. Но ни то, что он испытал с тех пор, как включил ноутбук Марчина, ни какие-либо объяснения после этого, не имели никакого смысла.
- Ты был там сегодня ночью? Ты видел эту… штуку в небе? - спросил Лукаш.
- Ты знаешь, что я был. И не называй нашу Мать “эта штука в небе”. Теперь она и твоя Мать тоже, и ты один из тысячи её детей. Как и все, кто пил Её молоко.
Они сидели молча, с глазу на глаз, обнажённые и израненные. Лукашу хотелось плакать. Его брат, до сих пор неузнаваемый, оказался извращённым парнем и его превратил в такого же. Воспоминания об их детстве танцевали перед глазами, усиливая боль.
Как это вообще было возможно?
Он попытался слезть со стула, но сильное головокружение сдержало его. Марчин подошёл к столу и начал массировать виски Лукаша, затем его плечи. Лукаш протестовал слабо. Он попытался отодвинуться, когда почувствовал эрекцию своего брата. Головокружение сделало его почти слепым и глухим.
Марчин напевал, всё ещё касаясь своего старшего брата. Его монотонное пение стало яснее, и Лукаш осознал, что теперь он понимает слова:
- Йа! Йа! Шуб-Ниггурат[1]!
Материнское молоко дало всему новое значение, а реальность приобретала цвета, недоступные для простого смертного. Они оба стали идолопоклонниками, жрецами Матери.
Лукаш узнал о новом мире, хотя и не по своей воле. Ему совсем не нужны были глаза, чтобы видеть это; изображение Матери было высечено в его разуме, в самой его душе. Казалось правильным вытащить один глаз и предложить его своему брату. Отдать его Марчину, как подношение Матери. О, да. Только это и было правильно.
Несколько часов спустя Лукаш проснулся от холода. Подняв голову из лужи спермы и крови, он инстинктивно коснулся правой части лица, уже зная, что его глаза больше нет. Он вспомнил, как вынул его, и Марчин трахал его в кровоточащую пустую глазницу. Он вспомнил всё, что произошло за последние двадцать четыре часа, с мучительной резкостью.
Перед ним на столе стояла бутылка молока. Рядом с ней лежала бритва, одна из немногих вещей, оставленных их прадедушкой, солдатом. Клинок всё ещё был острым.
Лукаш понял, что это Марчин оставил ему, чтобы он сделал свой выбор. “Мелкий” свой выбор уже сделал. Если выбор вообще был…
Лукаш закрыл свой целый глаз. Ему казалось, что он слышит мелодичное пение издалека:
- Йа! Йа! Шуб-Ниггурат!
И он потянулся к лезвию…
перевод: Alice-In-Wonderland
Томаш Сивец "Плодородная "Киска"
В продаже имеются лобковые волосы с плодородным корнем.
Роберт почесал голову.
Что это был за плодородный корень?
Когда он наткнулся на это объявление, он занимался поиском в сети ещё пары-другой потёртых трусиков для своей коллекции. Последние купленные им трусики от сорокалетней шлюхи уже не пахли так, как в момент их покупки. Феромоны были слабыми и быстро испарились. Обычно уходило несколько дней, чтобы они потеряли свой запах и переставали возбуждать его. Время, в течение которого женщина носила нижнее бельё, имело решающее значение.
Он вспомнил одну свою идеальную покупку. Её звали Клаудия, и она заверила его по электронной почте, что использует и не стирает нижнее бельё три месяца. Это обошлось ему в достаточно крупную сумму, но оно того стоило. Трусики были полностью пропитаны её телесными соками. Они пахли мочой и менструальной кровью. Следы слизи, оставленные Клаудией, продолжали выделять аромат. Это была идеальная хлопковая ткань, покрытая слоем афродизиака. Запаха было достаточно, чтобы дать ему почувствовать моментальное возбуждение, и когда он попробовал слизистую ткань языком, он кончил раньше, чем успел избавиться от своих штанов. Это действительно было что-то.