– Кохана, не спи больше так долго, это вредно! – сладкозевнула она, потягиваясь.
– Ладно. Но знаешь, Мария, это произошло со мной впер-вые!
«В этой гостинице можно отдать богу душу, и никто даже не обратит на это ни малейшего внимания», – подумала я с горечью.
Спать абсолютно не хотелось, казалось, что я выспалась на месяц вперёд, но была глубокая ночь, и пришлось снова улечься в постель.
Майский дождь неистово хлестал в окно. Молнии ударяли совсем близко, их яркие вспышки сопровождались оглушительным сухим треском весеннего грома. Стихия бушевала часа два, затем грозу унесло куда то, и последовала тишь. Постоянная смена контрастов: после бури обязательно наступает покой!
Трое суток проспать – это же уму непостижимо! Но куда исчез Гжегож? Если мне не приснилось, и он в самом деле сидел у моей постели в ту лунную ночь, и видел, что я больна, то почему больше не навестил меня? Действительно ли пан Мечислав находится в больнице, вынесенный Гжегожем из пожарища? Кем был тот русский, и правда ли, что он погиб в сгоревшем доме? Ни одного ответа! Но самое главное, что повергало меня в отчаяние, – условившись со своим будущим мужем Мирословом о встрече, которая должна была состояться вчера, предполагала ли я, что просплю целых трое суток?! Ведь он не имеет понятия, где я живу, а я не имею понятия, где живёт он!
Утром я металась, как зверь в клетке, в ярости на себя, не зная, что предпринять. Как можно быть такой легкомысленной, и не записать ни одного номера телефона!
«Успокойся, соберись с мыслями, – унимала я самоё себя. – Только здравый смысл и последовательность действий
спасут тебя!»
Мне страшно хотелось стать невидимой, но, признавая невыполнимость сего желания, я усердно потрудилась над изменением своей внешности с помощью грима.
Провозившись часа два, я сочла, что почти достигла того, чего добивалась этим ювелирно-кропотливым трудом. Конечно, чтобы скрыть глаза, можно было надеть очень тёмные большие очки, но я предпочла наклеить ресницы, полностью изменив их форму, и приклеенные ресницы, чёрным веером обрамляющие глаза, изменили даже своеобычную характерность взгляда.
Проверив, прочно ли держит клей красивые дуги чёрных вразлёт бровей, я слегка пошевелила пухлыми розовыми губками, которые выглядели очень натурально, но кожа под тонюсенькой розовой желеобразной плёнкой слегка пощипывала. Полностью изменённая форма губ, придала лицу иное выражение, а их чувственность и сексуальность были бесспорны.
Я попыталась улыбнуться, но с трудом смогла растянуть губы, после чего тонкая плёнка нехотя приобрела прежние очертания. То есть, улыбаться и шевелить губами было нежелательным. Тёмно-золотистая пудра придала перламутровой коже цвет глубокого загара, который так трудно было выжать из глубин моего тела с помощью солнца.
Нужно отдать должное крохотному магазинчику в районе Срюдместья, торгующему всевозможными причиндалами, необходимыми для изменения внешности, куда ноги привели меня сами. Баснословные цены не остановили меня, я с горящими от восторга глазами выбирала товар, воспевая про себя всех тех, кто потрудился над его созданием.
Ещё раз пристально смотрясь в зеркало, я корчила разные глупые мины, проверяя надёжность клея: шевелила бровями, вытаращивала глаза, растягивала рот до ушей. Клей держался прочно, но закрался страх, что все эти атрибуты, можно будет отклеить только вместе с кожей. Натянув на голову чёрный парик с красивой короткой стрижкой, имитирующей «куриные лапки», я обомлела! Кстати, я терпеть не могу носить парики. Они греют мою голову и плавят мозг. Но почему мы не можем менять свою внешность по желанию, а только всю жизнь смотримся в зеркало, видя те же самые черты лица, или же с сожалением наблюдаем процесс собственного старения и злимся на бессилие замедлить или же полностью остановить его. С грустной мыслью, что настало время, когда нужно серьёзно призадуматься о торможении процесса старения, я вышла на улицу.
Солнце уже успело взобраться достаточно высоко и подсушить мокрые тротуары после обильного ночного ливня.
Воздух благоухал запахами испарений и гудел, переполненный звуками живущего города.
В трамвае было малолюдно. Опасения, что я буду приковывать к себе взгляды, что все без исключения начнут обращать внимание только на меня, на мой грим и чёрный парик, на желеобразные губы и приклеенные ресницы, к счастью, не оправдались. Никто из сидящих в трамвае не проявил ни малейшего интереса к моей яркой внешности.
Я чуть успокоилась, но, выйдя из трамвая, всё-таки надела большие тёмные очки и смело направилась в сторону магазина пана Мечислава.