Перемерив много разных смелых вечерних и деловых туалетов и окончательно замучив двух моих «ассистенток», я остановила свой выбор на классическом чёрном брючном костюме, но вместе с тем чуть-чуть подчёркнуто-кокетливом, сшитом безукоризненно и неимоверно дорогом. И ещё – на кремовой блузке из тончайшего натурального шёлка.
– Пани зробила хороший выбур, – сказала продавщица,похожая на лесную нимфу, с большими тёмно-голубыми, как лесные озёра, глазами, старательно упаковывая мои приобретения, – У пани хороший вкус. – Говорила она по привычке, обращаясь в третьем лице. Кое-где она вставляла польские слова, не находя в своём лексиконе нужного русского синонима.
– Пани до нас як надолго? – спросила она вдруг, как будтохотела продолжить разговор. Я уже держала в руках упакованные покупки.
– Не знаю, мне бы хотелось надолго, но, быть может, япоеду дальше на запад. Я ещё не решила. Я иностранка, а иностранец должен иметь разрешение от властей на проживание в данной стране, у меня его нет, как такое разрешение приобрести, я не знаю. Я не знаю языка, но русский с поляком, я думаю, всегда поймут друг друга. Славянские языки – со старославянским фундаментом.
– Пани не ест похожа до русских, – сказала она, с очарова-тельной улыбкой разглядывая меня.
– Почему? – засмеялась я.
– Пани есть так деликатна, – оценила она меня вот такодним словом.
– Я хце дать пани добром радэ, пани должна купить«шлюб», – сказала она, смотря на меня в упор, – Нех пани ийде на «Стадион Десятилетия» и нех пани там купи «шлюб», – деловито добавила она, расширив свои и без того огромные глаза, – Я напише пани, – и она старательно вывела чтото на клочке бумаги.
Я только открыла рот, чтобы спросить её, что такое «шлюб», который можно купить на стадионе, но её позвали, она сунула мне бумажку и побежала, крикнув ещё раз:
– Шлюб!..
«Наверное, это какой-нибудь ваучер на легальное проживание в стране, – подумала я. – Но почему ваучеры продаются на стадионе?»
В обувном отделе я купила сиреневые туфельки на шпильках и такого же цвета изящную маленькую сумочку. На сегодня хватит, подумала я, когда в парфюмерном отделе приобрела ещё краску для волос и множество всякой косметики.
Глава 4
Я с интересом рассматривала себя: мой новый имидж мне определённо нравился. Произошло необыкновенно быстрое превращение – осветлённые, гладко зачёсанные к затылку и завязанные в тугой узел волосы оттеняли матовую белизну кожи, подведённые глаза удлинились, заиграли зелёными огоньками, вспушенные тушью ресницы придали томность взгляду, розовая помада подчеркнула сочность губ.
Чёрный костюм шёл мне до умопомрачения, тончайшая, слегка кремовая блузка, дополняла его, а сиреневые туфли вместе с сумочкой были последним штрихом к создавшемуся образу деловой женщины. Перевоплощение было поразительным. Моё отражение улыбнулось мне из глубины зазеркалья.
Я вышла из номера впервые за несколько вечеров, считая, что имею на это полное право как гостья отеля. Особенно тягостными были вечера, когда так остро чувствовалась пустота, а ментальная тишина могла быть заполнена только включённым телевизором. Сателитарное телевидение транслировало массу разноязычных каналов, но ни одного русского. Я считала это дискриминацией и русофобией.
Холлы были ярко освещены. Зеркальные стены удваивали освещение и увеличивали пространство. Была атмосфера таинственности, свойственная вечернему времени.
Ещё днём я заметила маленький уютный бар, прислонившийся к отелю, где стеной служила анфилада окон, выходящих на бойкую часть тротуара. Мне неистово хотелось пить – во рту пересохло так, будто я путешествовала по горячим пескам под знойным солнцем пустыни без капли питьевой воды. Я решила заглянуть в этот бар и выпить чего-нибудь или просто купить минеральной.
Перед барменской стойкой на высоких винтовых стульях сидело несколько молодых женщин со скучными замороженными лицами. Вдоль стеклянной стены с видом на пешеходную часть улицы – пустующий ряд маленьких столиков. Скучающие лица, нехотя потягивающие через соломинки экзотические «дриньки», как по команде повернулись в мою сторону, несколько пар холодных глаз смерили меня оценивающе и со зловещим презрением. Их лица не дрогнули, оставаясь каменными, как застывшие маски.
Я почувствовала себя непрошенной гостьей в чужом доме и услышала лёгкий шепоток у себя за спиной в тот момент, когда развернулась и хотела выйти. «Жрицы любви», – подумала я, вспомнив, что гостиничные бары и рестораны являются горячими объектами и осаждаются, как крепости, представительницами древнейшей профессии. Мне тотчас же расхотелось пить, но и выходить я передумала, снова повернулась на каблуках и, словно, попав в музей алкогольных напитков, медленно прошла, разглядывая витрину за стойкой крохотного полукруглого бара, затем повернулась и прошествовала тем же самым путём к выходу, безразлично скользнув взглядом по каменным маскам, держащим восковыми руками яркие длинные стаканы.