Ворончихин тем временем готовился совершить ответный ход. Он гипнотизировал жену никелем клещей. Он покручивал их в руках, они сияли ужасом предназначения, ужасом, столь приятным маньяку. Лариса вожделенно приоткрыла ротик, ее волчьи зубы сами потянулись к орудию пытки, нет, к орудию тонкого и острого мазохистского удовлетворения...
А я грел в руке рюмочку коньяка и, неторопливо размышляя, следил за Ларисой:
«Если бы в юности ее папочка не пьянствовал до полного отключения чувств и, сэкономив денежку, отвел бы свою доченьку к стоматологу, и тот стянул бы ее зубки стальной прочнейшей проволокой, стянул бы и поставил на место, то, может быть, нам и не представилась бы возможность любоваться этим довольно оригинальным действом.
…Да, не представилась бы. Все-таки в беспробудном пьянстве родителей и вытекающей из нее беспризорности потомства есть рациональное зерно. Для нас, маньяков. Так же как и в равнодушии, оберегающем наши сердца и души от излишних волнений... И сопереживания.
Все-таки интересны люди... Вот Нинель Венедиктова, моя хорошая знакомая до пятидесяти лет пугала сотрудников своим волчьим оскалом. Так пугала, что они сжимались в съедобный комочек и испуганно отводили глаза в сторону. А потом, дура, испортила свои зубы, поставила их на место. И стала совсем неприметной симпатичной женщиной... Идиотка.
Митька перестал покручивать в руках любимый стоматологический инструмент.
Весь напрягся, готовясь перейти к действию.
Глаза его стали ласково-хищными.
Завороженная хирургическим блеском никеля, Лариса встала со своего места и, обойдя журнальный столик, подошла к супругу.
Тот движением клещей предложил ей сесть к себе на колени.
Лариса села.
Супруг обхватил ее так, что ладонь легла на полную мягкую грудь.
Потрогав ее (совсем не пошло, нет! Упаси бог! Митька никогда не был пошляком), он воспылал страстью и потянулся внушающим ужас инструментом ко рту супруги.
Та в ответном порыве распахнула алые тонкие губы.
Зубки ее сами потянулись к никелированному чудовищу.
Выбрав наиболее выдающийся клык на верхней челюсти (рука с клещами колебалась несколько секунд), он вцепился в него со страстью голодного хищника.
Но как не дергался в попытке вырвать зуб, старания были тщетны.
— Болван, — охарактеризовал я умственные способности секретаря маньяческого клуба. — Ты куда дергаешь? Куда!? Вниз надо! Хоть они и растут вперед, но корни-то их вертикально располагаются!
— Элементарно, Ватсон! — поддержала мою критику Алиса.
— А может, он не хочет его вытащить? — побила нас своим интеллектом Вера. — А просто раздробить?
И передернулась от охвативших ее противоречивых чувств.
— Просто раздробить? — осенило меня. — Ну да, конечно! Как же я не догадался!
Я чмокнул жену в щечку. Что не говори, а Вера умница. Догадалась, что Митька не зубы будет у супруги вытаскивать, а кости ей дробить. У человека около двухсот костей, значит, чтобы раздробить основные, Воронихину нужно тратить на каждую кость около трех минут. Если он так долго будет валандаться, последние кости ему придется крушить в цейтноте, а это обещает быть зрелищным! Значит, я не засну от скуки!
Я не успел улыбнуться — зуб Ларисы противно хрустнул, и мне стало неприятно. Не люблю таких звуков.
Отплевавшись, Ворончихина, выпустила из мужа несколько кубиков крови. Пару децлов, как сейчас говорят. И вновь приоткрыла ротик.
Со вторым зубом Дмитрий боролся минуту, третий перестал существовать мгновенно. Чувствовалось, что супруги входят в раж. Ни она, ни он, не чувствовали боли.
Покончив с зубами, маньяк мужского пола принялся за левую руку супруги (правую, он, как джентльмен, оставил в покое, дабы любезная женушка могла без проблем и своевременно оперировать с приспособлением для выкачивания крови). Фаланга за фалангой, он раздробил пальцы любимой. Причем дробил со знанием дела, то есть без излишних кровотечений: сначала оборачивал фалангу кусочком поролона и лишь затем обхватывал ее челюстями небольших клещей, уже не хирургических, а обычных, слесарных. Лариса была вне себя от ощущений, она восторженно и, я бы сказал, благодарно посматривала то на супруга, то на нас.
Заметив в глазах подруги просьбу, Вера махнула рукой:
— Ладно, объявляю антракт на пятнадцать минут. Можете провести его в спальной!
Супруги Ворончихины, одарив Веру благодарными взглядами, удалились в опочивальню. К моему удивлению, Митя прихватил чемодан с инструментами.
«Не может остановиться! — подумал я, поражено покачивая головой. — Понесло его. Будет хрустеть костями супруги, пока не обессилит от потери крови. Интересно, кто же все-таки победит? Может быть, организовать тотализатор?»
После того, как дверь спальной закрылась, мы посидели, переживая случившееся. Первой пережила Вера. Она, приняв вид важного чиновника, предложила делать ставки на исход матча.
— Ты знаешь, я только что об этом подумал! — изумился я. — Похоже, мы так сроднились, что думаем и чувствуем одинаково.
— Ну, конечно! — ухмыльнулась Вера. — Ты просто хочешь подмазаться. Ну, так на кого ставишь?
Я задумался. С одной стороны я был на стороне Ларисы. Мне нравился своим изяществом и простотой выбранный ею способ умерщвления супруга-соперника. Если ей еще и шепнуть, что извлеченную кровь можно использовать не только для питья, но и для обратного вливания в случае, если супруг сделает попытку преждевременно протянуть ноги, то она поимеет неплохие шансы победить. С другой стороны, Митькин способ вроде бы беспроигрышный. Ведь он может валять дурака — крушить зубы, дробить пальцы, ломать ребра — до шести часов, а ровно в шесть просто-напросто проломит супруге височную кость... Если, конечно, супруга-соперница не предпримет превентивных мер и к шести часам не выкачает из него столько крови, что обожаемый муж не сможет поднять не только клещей, но и пальца. И будет в полной ее власти.
«Нет, ставить надо на победу Ларисы», — решил я, и со словами: «Мы — за дам-с», кинул на стол сотню. Рублей, конечно. Я же не преуспевающий столичный адвокат и даже не директор, как супруга.
Вера посмотрела на меня с презрением, Алиса посмотрела с жалостью. Первая поставила сто баксов за Дмитрия, вторая — двести за Ларису.
Запив ставки коньком, мы уселись ждать возвращения Ворончихиных. Я разглядывал корешки книг, пылившихся на полках, Алиса пудрила носик, а Вера нюхала воздух. Нюхнув несколько раз, встала, прошла в туалет и вернулась с освежителем воздуха. Я хмыкнул. В гостиной действительно немного попахивало кровью, но совсем немножечко.