И однажды ночью, когда женщины опять перессорились, Витторио сбежал на утлой лодчонке. Он знал, что идти надо на юго-запад, в сторону островов Туамоту.
И он греб и греб с вечера до утра, а днем, когда жара становилась невыносимой, отлеживался под циновкой из пальмовых листьев. Питался исключительно сырой рыбой, которую ловил с помощью крючка, сделанного из булавки. Через две недели он начал терять счет дням, а еще через неделю — перестал бороться за жизнь.
— Видимо, тому существу, частью которого я был, — Витторио уже думал о себе в прошедшем времени, — необходимо сменить оболочку моей души. Наверное, ей, душе, надо делать уже другие вещи — плыть рыбой в море, варить пиво или изобретать электрическую лампочку. А Витторио Десклянка, видимо, сделал свое дело... Но коли он часть этого вневременного существа, значит, он не умрет, он потечет по его жилам живою кровью.
Приходя в себя прохладными ночами, Витторио замечал по звездам, что, несмотря на северо-западные течения и на южный, хоть и легкий, но ветерок, его лодку несет точно на восток. И он успокоился, и перестал хотеть, и перестал видеть, и перестал чувствовать, потому, что понял: лодку несет туда, куда надо. А если лодку в конце жизни несет туда, куда надо, то значит, жизнь он прожил в правильном направлении...
Потом появилась акула. Глупая — не сообразила, что вытряхнуть добычу из лодки можно одним ударом спинного плавника. Борис никогда не встречался с акулами, и его место занял еще не умерший Витторио. В полнейшей прострации он нацепил на якорный крюк высохшую рыбину и выбросил его за борт. Акула схватила приманку и потащила лодку на запад.
Очнулся Витторио в просторной хижине. Все говорило о том, что живет в ней женщина-туземка. Одна.
Когда в хижину кто-то вошел, он поднял голову. И увидел Худосокова. Нет, глаза Худосокова. Перед ним стояла юная полинезийка с душой Худосокова. Спокойные, умные ее глаза изучали Витторио. И тот вспомнил восточную притчу.
…Всемогущий визирь бухарского эмира прогуливался в саду после обильного обеда и в розарии увидел Смерть. Та сердито погрозила ему пальцем.
Визирь, охваченный страхом, бросился вон из сада, вскочил на самого быстрого своего коня и поскакал в родной Самарканд. И только он обнял детей, жену, явилась Смерть и приказала собираться.
—Что ж, ничего не поделаешь… — вздохнул визирь. — Но объясни, почему ты грозила мне пальцем в Бухаре?
— Видишь ли, в Книге написано, что конец тебя ждет в Самарканде на этой неделе, а ты в Бухаре застрял.
...Полинезийку, спасшую Витторио, звали Гия, Умом Подобная Полной Луне. Но не Гию, Умом Подобную Полной Луне увидел Витторио, впервые открыв глаза в пальмовой хижине. Стоявшая перед ним на коленях семнадцатилетняя девушка с душой Худосокова была ее внучкой по имени Морская Роса и хозяйкой хижины. А сколько лет было Гие, никто не знал. Одни люди с улыбкой говорили, что она "с приветом", и многие соглашались с ними, другие — что она была всегда и не только в прошлом, но и в будущем. Нельзя сказать, что Гия была колдуньей — он никого не заколдовывала и не расколдовывала, прошлого не угадывала и будущего не предсказывала. Но люди любили посидеть рядом с ней.
— Если сядешь с ней бок об бок и почувствуешь стук ее сердца, и будешь смотреть туда, куда она смотрит, то увидишь то, что никогда не видел, — говорили знавшие ее островитяне.
И действительно, сидя рядом с Гией, Умом Подобной Полной Луне на повсеместном, мелко искрошенном временем коралловом песке, можно было увидеть прах всего того, что снедало, останавливало, пленило и делало несчастным каждого человека... А в бирюзовых, блистающих на солнце морских водах, можно было увидеть все оттенки надежд и радостей всех некогда живших людей... А в синем небе можно было увидеть искрящиеся голубые облачка. Они появлялись из-за горизонта, скрывавшего невиданные многоэтажные хижины, населенные странными с ног до головы одетыми людьми, людьми, сновавшими туда-сюда и вверх-вниз, сновавшими, сновавшими, а потом вдруг обращавшимися в голубые облачка...
...Гия все на свете знала, и потому не могла ни с кем общаться — ее никто не понимал, да и она мало, что уразумевала. Когда знаешь все, то мир выглядит как простая вещь. Как глиняная кружка, к примеру...
Общалась она только с дочерью, особенно если та наседала, а та наседала, особенно последние дни.
Когда Витторио узнал, что старуха Гия знает все, в том числе и будущее, он задал ей вопрос. Вернее, это Борис задал этот вопрос, потому как звучал он следующим образом:
— А вот мой друг Баламут общался с Господом Богом и Он сказал ему, что совсем еще не знает, чем все созданное им кончится, то есть, что Он еще не решил ничего насчет нас и мироздания... Как в таком случае ты можешь знать будущее?
— То, что создал Бог, не может исчезнуть, — ответила старуха. — Вот не исчезло же твое прошлое, не исчезли твои прожитые жизни...
— Бог назвал все это своей фантазией... Море, небо, облака, человека... И то, что человек придумает, тоже назвал своей фантазией...
— Ты не понимаешь... Для Бога мысль и действие — одно и тоже.
— А как же будущее? Оно существует?
— А Борис Бочкаренко? — старуха выговорила эти слова с затруднением. — Он существует?
— Значит, все же будущее нельзя изменить... — задумался Витторио. — значит, я зря гонялся за душой Худосокова все эти годы...
— Будущее бессмертный души нельзя изменить... — проговорила старуха, рассматривая мелко искрошенный временем коралловый песок. — Но можно изменить будущее тленной оболочки.
— И что же мне теперь делать? Возвращаться домой? — спросил Витторио скорее сам себя.
— А как же душа Худосокова? Она же в Морской Розе... И если ты ее не укротишь, эта девочка, в сердце которой много зла, погубит много людей. Я знаю, только ты можешь спасти их.
— Каким образом? Убить ее, твою дочь?
— Если ты ее убьешь, ее душа вселится в другое тело, и будет продолжать творить зло... Ты женись на ней и стань ее господином. И оберегай ее от зла...
Витторио так и сделал. Он женился на Морской Росе, первенца своего назвал Карелом, а девочку, появившуюся второй — Стефанией. Второй мальчик, Борис, родился уже в Триесте.
Нельзя сказать, чтобы неукротимый, а иногда и откровенно злостный характер супруги доставлял Витторио много хлопот. Во многом ему помогало знание, что он не только живет с этой женщиной, но и спасает от нее человечество. И продолжал ее любить и после того, как во время очередной ссоры Морская Роса бросила ему в лицо, что Гия, Умом Подобная Полной Луне убедила Витторио жениться на своей дочери только из-за того, что других более-менее сносных женихов на острове не было.
Вот так вот. Любая философия преследует практические цели. Если нет низменных.