3. Путь к Полтаве
Шведская армия стояла далеко на юге, в сердце Украины, за тысячи километров от родины. Какие же удивительные силы привели ее сюда? Чтобы найти ответ на этот вопрос, мы должны узнать больше об этой войне — которая впоследствии получила название Великой Северной войны, — а также об обстоятельствах, которые стояли за данным конфликтом и за феноменом шведского великодержавия в целом.
К этому времени шведской великодержавной империи перевалило за 150 лет. Становление этого достопримечательного здания началось еще в 1561 г. Распад Тевтонского орденского государства создал к этому времени вакуум силы в Прибалтике. Русские не замедлили этим воспользоваться: они активно продвинулись к Балтийскому морю. Польша и Дания также вступили в игру. Из-за этого шведскую корону осаждали просьбами о помощи. (Такие просьбы исходили, в частности, от жалобно стонущих бюргеров Ревеля, которые видели, как богатые прибыли уплывают от них из-за того, что выгодная русская торговля перенеслась в занятый русскими город Нарву.) При шведском дворе решили принять участие в быстром расхвате лакомых кусков. В начале лета 1561 года шведские воинские части сошли на берег в Ревеле. Буржуазию и дворянство в трех из эстляндских провинций заставили признать верховную власть шведов. Тем самым прыжок через Балтийское море был сделан. Он послужил началом долгой, продолжавшейся полстолетия, борьбы за господство в северо-восточной Европе.
Начался длинный ряд войн, в основном между Швецией, Данией, Польшей и Россией. По временам заключался мир, но он никогда не продолжался особенно долго. Теперь на европейских театрах военных действий стал преобладать совершенно новый тип войны. Прежний тип локальной маленькой войны сменился широкоохватными крупными вооруженными конфликтами; одна война примыкала к другой, и прежняя война чаще всего вела к новой. Большинство вооруженных конфликтов на севере приносили успех шведской короне. Удавалось выцарапать для себя один кусок земли за другим, и всегда за счет менее везучих соседних стран (прежде всего, трех названных выше). Таким образом, Швеции пришлось выстрадать ровно целое столетие почти непрерывного состояния войны.
В 1660–1661 годы Швеция заключила три важных мирных договора: в Оливе с Польшей, в Копенгагене с Данией и в Кардисе с Россией. С этим тремя мирными договорами закончилась наступательная фаза шведского великодержавия, время грандиозного завоевательного предприятия миновало. Добыча, которую удалось хапнуть за все эти годы, была впечатляющей, и это еще мягко сказано. Польше пришлось отдать Лифляндию. Из немецкого фундамента вырвали провинцию Переднюю Померанию, часть Задней Померании, а также Висмар, Бремен и Верден. Дания потеряла Емтланд, Херьедален, Халланд, острова Готланд и Эзель,[5] а также Сконе, Блекинге и Бохуслен. У русских отобрали губернию Кексгольм[6] и Ингерманландию, отрезав их таким образом от моря. Теперь наступила фаза упрочения, когда шведское государство, подобно удаву, улеглось поудобнее, чтобы в тишине и покое переварить проглоченную добычу. Началось время укрепления и защиты завоеванных земель, которое, как оказалось, продлилось целый век.
Нельзя отрицать, что это был весьма удивительный исторический феномен. До того незаметное, незначительное и отсталое окраинное государство, Швеция быстро выступила из-за темных кулис и прорвалась на одну из главных ролей в большой политике Европы. Страна сразу стала одной из великих держав первого ранга.
Взгляд на проблему, господствовавший ранее, объяснял этот феномен, указывая на ряд уникальных событий, которые в то время влияли на безопасность Швеции и которые в большей или меньшей степени вынуждали ее к завоеваниям. Речь шла прежде всего о великих переворотах за границами страны. Великая Россия снова начала усиливаться, старые структуры власти в Прибалтике разрыхлялись (следствие упадка Ганзы и гибели Тевтонского ордена). Контрреформация также имела политические последствия, которые ощущались и на севере. К этому можно добавить исконную борьбу с Данией за гегемонию в Скандинавии. Шведские завоевания, согласно этой точке зрения, были вызваны беспокойством за безопасность страны от различных угрожающих факторов за ее рубежами. Швеция создавала буферные зоны против враждебных соседей и искала того, что обычно именуют весьма растяжимым понятием естественных границ.
Слишком торопливо судит тот, кто хочет объяснить великодержавие не столько как последствие шведской силы, а напротив, как результат слабости соседних стран. Предпочитают указывать на различные внешние обстоятельства, которые благоприятствовали шведской экспансии. Дескать, Польша, теряя часть за частью своей территории, становилась все более расколотой. Россия была слаба и обессилена кровавым режимом Ивана Грозного: народные восстания и запутанные династические междоусобные войны парализовали страну. Германия была парализована феодальной раздробленностью, положение Дании тоже становилось все хуже. Все это привело к тому, что у бедной по своим ресурсам Швеции появился шанс усилиться за счет этих ослабленных государств.
Этой точке зрения было противопоставлено совсем другое понимание: движущие силы завоевательной политики, которую вела Швеция, были прежде всего экономические. Политика шведской короны была направлена на то, чтобы создать монополию над русской и североевропейской торговлей с западом. Эту торговлю шведы хотели держать в своих руках и получать с нее пошлину. После того как орденское государство пало, у Швеции появилась возможность сделать это. Швеция и Польша (и в какой-то мере Дания) начали жестокую борьбу за власть над этими очень выгодными торговыми путями, в то время как сами русские стремились получить выход к Балтийскому морю и, таким образом, прямую связь с купцами из Западной Европы. Подобные экономические цели также были затронуты в Великой Северной войне.
Четвертую модель предлагали те, кто хотел найти объяснение экспансии во внутренних общественных отношениях. Они считали, что причиной всего была шведская аристократия, феодальный класс, который путем войны мог и усилиться, и разбогатеть, и нажить состояние за счет местных крестьян и иноземных братьев по сословию. Говорят о завоеваниях как о способе для шведского дворянства за рубежами страны захапать себе то, что они не могли получить внутри этих рубежей. Шведские крестьяне были сильны и могли сопротивляться, когда эксплуатация, будь то со стороны государства, будь то со стороны землевладельцев, заходила чересчур далеко. При таком положении внешняя эксплуатация в форме войны была неплохой альтернативой. Правящие классы хорошо зарабатывали на том, что Швеция вела войну и становилась все больше. Для дворянина война представляла собой возможность быстрой карьеры и много случаев быстро обогатиться. Завоевания определяли как акцию, вдохновленную феодальными заинтересованными лицами, чтобы упрочить и увеличить свое владение поместьями вокруг Балтийского моря. Кроме того, подчеркивали, что внутренняя логика ведения войны, и в особенности, когда речь идет о финансировании войны, имеет тенденцию вызывать войну сама по себе. Раз уж какое-то государство привело свою армию в походный порядок, это подхлестывало его как можно скорее выставить ее вон за пределы родины, во вражеское государство, и тогда от нее ожидали, что она сама себя прокормит, прибегая к более или менее привычным приемам грабежа. Держать снаряженное войско внутри собственных границ было равносильно экономической катастрофе. Шведский военный бюджет был так построен, что пока отечественное оружие побеждало, всюду была тишь да гладь, но любая неудача тут же опровергала все расчеты. Мир был настоящей катастрофой.
Если не быть слишком одержимым мыслью доискаться до первопричины, можно обнаружить, что все эти, казалось бы, различные точки зрения частично можно объединить. Возражения, которые можно сделать против них, часто являются результатом нелепостей, которые возникают, когда кто-то пытается объяснить все, исходя из одного-единственного фактора.