ПРЕДИСЛОВИЕ
Меня зовут Эва Лагранж.
История, поведанная в этой книге, не придумана. Моя давняя предшественница, родственница по материнской линии, Мария Николаевна Белецкая, в замужестве Садовская, продиктовала сиделке историю своей судьбы, а скорее, историю своих чувств, уже будучи неспособной самостоятельно держать перо. Я впервые увидела эти записи в возрасте семнадцати лет; они в корне изменили мое отношение к жизни, глубоко повлияли на мою чувственность и сделали меня - без сомнения - очень счастливой женщиной. Не стану скрывать, долгое время я сомневалась в возможности опубликования записок Марии Николаевны, по нескольким причинам: откровенность изложения, временами на грани допустимого моралью, временная несопряженность повествования (скачкообразность), увлеченность Марьи Николаевны (или сиделки?) детализацией интимности - а самое главное, отчетливое чувство изначальной угнетенности, страха героини пред тем, что я называю «синдромом Жоффрэ Де Пейрака», - заставляли меня несколько раз начинать и откладывать редактирование истории... Но, достигнув зрелого возраста, я, как женщина, во многом благодарная опыту, почерпнутому из этого поистине удивительного жизнеописания, все же посчитала нужным разделить его с вами, благодарные читатели.
Хочу предупредить, что изложение материала в книге достаточно сильно отличается от первоисточника. Но мощь эмоций, страсть, уровень чувств сохранены. Я также постаралась возможно подробнее передать атмосферу времени, отразить ход событий, а главное, мыслей и переживаний моего кумира, моей наставницы. В нашей семье, унаследовавшей многие традиции славного рода Кочубеев, бережное сохранение русского языка, умение говорить и писать на русском всегда были приоритетом в воспитании многих поколений. Поэтому я смогла самостоятельно обработать записки Марии, или Марьяны, Николаевны, и дать возможность читателям пережить интригующую и захватывающую историю молодой женщины, умевшей страстно любить и наслаждаться этим чувством в полной мере почти две сотни лет тому.
ГЛАВА 1
...Полтавский май, с его прохладными, волглыми, как глаза цыганки Пальмиры, которую о прошлой осени утопили водяные в урочище Чернечего Яра, неспешно принимал трон погоды у апреля.
Марьяна Николаевна не спала ночами.
Разобраться с тем, что с ней происходит, она не могла, да и не особенно стремилась. Как и все одинокие женщины в самом соку, в момент наступления теплыни она маялась днями от подкрадывающейся незаметно теплыни, от мух, полчищами наседающих на полтора десятка гигантских медных тазов в саду, в которых кровью невинности бурлило первое вишневое варенье, от непонятной тоски при виде рысаков г-на Парчевского, которых он запрягал во франтоватую пролетку и - явно намеренно - прогонял по два-три раза в день перед окнами Шпаровки, ее усадьбы, от долгих, пронзительно багряных закатов, во время которых она «откушивала» ужин в компании полковника Вежина и экстравагантного, но удивительно некрасивого (с ее точки зрения) заводчика Рыкалова и его фигуристой, до обмороков в лейб-гвардейском полку, дочерью Кариной... Все ей не нравилось, все нагоняло зевоту, и даже старания Парчевского и его рысаков вызвать у нее хоть какой-то интерес к окружающей действительности шли насмарку.
Ночи не приносили облегчения.
Путаясь в обольстительно гладких шелках ночной сорочки, Марьяна металась с одного края необъятной кровати под балдахином (размером ну никак не меньше сородича-цибориума в римском соборе святого Петра...), пытаясь найти позу, в которой ей удастся забыться в мареве ночи, феерически освещаемом полной луной, - и не могла. Сердобольная Лида, гувернантка, что досталась ей в наследство после безвременно почившего от падучей мужа, с придыханием бормотала Марье: «Ну што ж вы, барынька, маетеся так-то вот?! Ведь Николай-свет Петрович уж поди три года как преставились...и стыду вам не иметь, коли найдете сладеня для себя, какого только сердце возжалаит... Вона вы какая, ладная да при телесах, а личико ваше писано прямо с икон, в самом деле!..» - Марья рдела пунцом показного негодования и прогоняла посиделку, но слова старой карги жгли сердце и что-то существенно ниже, где-то в области живота, от чего сладко-сладко ныло в крестце и окатывало горячей волной лоно...
Вчера она наконец-то решила - ей необходимо влюбиться.
Ей и в голову не могло прийти, что для решения ее «немочи» можно просто найти себе любовника, сладеня, как говорили местные. Долгое время это представлялось Марьяне Николаевне невероятно низким, невозможно... похабным. Да, похабным. Она пробыла замужем чуть больше шести месяцев. Муж Марьяны, действительный статский советник Николай Петрович Садовский, лишил ее девственности в первую брачную ночь. Особенной боли она не почувствовала, что принесло ей непонятное разочарование - она готовилась к ней, настраивалась на стоическое «отдавание достоинства», с болью и горячностью (мужа она никогда не любила, но - как девушка страстная - полагала, что в момент соития даже при первом «взятии ее крепости» она сможет преодолеть боль и получить удовольствие)...