- Уж почти как девять, Марьяша!
Марьяна неожиданно задалась вопросом - хорошо ли целуется Каринка. Вежин наверняка знает ответ на это... Николаша целовал жену мало.
Она допила остаток наливки из массивного, германского хрусталя, бокала. Голова была не то чтоб хмельной, но какой-то тяжелой от всего, что преследовало ее в последние дни и особенно ночи.
Рыкалов пошел вразнос с закусками. Он всегда любил выпить и поесть на дармовщину, а уж у Марьяны, стол которой славился на десятки верст в округе, он отвязывался на полную, тем более, что наверняка понял скрытый сигнал хозяйки: званый ужин подходит к концу. Закатив рукава, он справно заменил свою тарелку на блюдо с остатками поросятины, нашпигованной куликами с печеными яблоками. Глеб алчно подкладывал на блюдо круги копченой свиной колбасы, наваливал ложками мясные салаты, моченую капусту с изюмом, сноровисто наколол на трезубец рыбной вилки пару-тройку огромных ломтей копченой севрюги, истекающей золотистым жиром, и под конец покрыл это невероятие толстым слоем картофельного пюре с трюфелями. Он налил полный бокал зубровки из лафитника, потного холодом, сально подмигнул Марьяне и опрокинул настойку в необъятное свое нутро - после чего набросился на еду так, словно завтра не должно было наступить...
Желудок Марьяны запросился наружу. Животное, подумала она. Нажраться, напиться, нае... Ее внезапно обдало жаром. Боже, неужели этот питекантроп вызывает у нее сексуальные эмоции?!
- Шеппардский пирог, Глеб! Отлично! - захохотал полковник Вежин и в восторге шлепнул крепкой ладонью по крутому бедру Каринки, что уже сидела у полковника на коленях. Та взвизгнула от неожиданности и резко дернула плечами, отчего правая грудь ее выпала из слишком глубокого выреза. Сосок сжался и покоричневел от удовольствия быть выпущенным наружу... по крайней мере, так показалось Марьяне - впрочем, это также могло быть следствием того, что рука полковника прочно обосновалась в пышных складках Каринкиных юбок. Марьяна в очередной раз позавидовала подруге: груди у той были феноменальны, и даже не столько по размерам, сколько по консистенции: выпраставшаяся на волю «дойка», как называли ее близняшек гусары, задорно колыхалась, попирая небо отвердевшим соском...
Девица ловко упрятала беглянку в проем лифа, словно бы ничего и не приключилось. Ее папаша не обратил на инцидент ни малейшего внимания - он был увлечен состязанием настойки и закуски.
Марьяна заскучала. Она деланно зевнула, томно потянулась (у Рыкалова, который случайно перевел глаза с севрюги на Марьяну, выпал изо рта кусок поросятины) и вышла из-за стола. Вежин, как истинный офицер, попытался было встать вместе с Кариной на коленях, но сконфузился и неловко хрюкнул в пышные усы. Рыкалов отер масляные от жира пальцы о сосульки бородо-усов и поятнулся было поцеловать ручку хозяйки, но та ловко увернулась, сделала легкий полу-реверанс гостям и вышла из обеденной на обширный балкон.
...Николаша, надо отдать ему должное, не был жмотлив и любил общество... вернее, он любил женскую половину общества, которое он с постоянством курьерской кареты собирал у них - раз в две недели. Балы у Садовских отличались роскошью и невиданной разнузданностью, которая, впрочем, еще более подогревала интерес местной элиты, ожидающей очередной вечер в Шпаровке с предвкушением новых, горячащих кровь выдумок Николаши.
Марьяна вспомнила гулянку двухлетней давности и глубоко вздохнула. Она старалась нечасто возвращаться в памяти к тому вечеру, поскольку шквал эмоций, обрушивающийся на нее каждый раз, когда она вспоминала его события, был одновременно сладок и... И грустен.
...Бал-маскарад - а-ля Венеция в эпоху Великой Чумы - был в разгаре, она выпила немного больше вина, чем обычно, и после пары искрометных танцев под оглушительную музыку оркестра, слегка утомившись, вышла в сад, к укромному уголку с небольшим столиком и парой плетеных стульев. Она иногда завтракала тут, в тени старой вишни, когда хотела остаться одна. Вишня царствовала в дальнем углу сада, который почти сливался с огромными, поросшими мхом столетними дубами, грабами и липами знаменитого Парасоцкого леса. Когда деревья в этой части сада состарились, их не вырубили, как обычно, но оставили доживать свой век - словно бы в благодарность за долгосрочную преданную службу роду Садовских.
Марьяна не боялась темноты старого сада. Она всегда чувствовала непонятную ей самой, прочную связь с природой - с лесом, рекой Ворсклой, животными, в изобилии населяющими даже самые оживленные уголки Чернечего Яра... Мистика, таинственность природы в ночи, запахи, звуки, видения, которые удесятерялись в темноте, не пугали девушку, но давали ей уверенность в том, что сейчас она принадлежит к этому миру больше, чем к миру балов, к их напускному веселью, разврату и пьянкам.