— Добрый день, рано вы сегодня, — положила я перед ним меню, достала блокнот и карандаш, логично предполагая, что заказ на ужин и на обед отличаются друг от друга. И я угадала. Поздоровавшись, Чунсу стал листать страницы, делая выбор и, не отвлекаясь от разговора, указывая мне на блюда пальцем.
— Да, друзья предложили сходить куда-нибудь на ленч, и я предпочел назначить им встречу здесь. — Захлопнув меню и вернув мне его, он не отвел от меня глаз, не отпуская взглядом. — Жаль, что вы не можете к нам присоединиться.
— Ну да, что поделать — работа, — пожала я плечами.
— А после? — вновь воткнул он клин в отстраненную беседу. Видя мою растерянность, основанную на нежелании обидеть, он полушуткой уточнил: — Спросили у мужа для меня разрешения?
— Знаете, мы были с утра далеки от посторонних тем, — может, резче, чем хотела, дала я понять, что у меня в семье всё замечательно, и никаких вторжений туда не нужно. Я не стала забирать у него меню. — Если вы ждёте друзей, то пусть лежит. Я отнесу ваш заказ, — просияла я как могла натурально и, сунув листок на кухню, притормозила ненадолго в коридоре, ведущем в зал. Иногда, когда всё слишком хорошо, появляются завистники, недоброжелатели, которые вмешиваются и всё портят, но Чунсу не был похож на плохого или злобного человека. Почему же он лез?
А что, если это моё лицо говорит о том, что мне чего-то недостаёт? Возможно ли такое, что я неосознанно, каким-то образом сама привлекаю к себе ненужное внимание? Чего же мне не хватает? Химчан не переставал быть для меня центром целой Вселенной. Я не могла помыслить себя без него, моя любовь не угасала с тех самых пор, как родилась, ни на йоту. Порой, когда его не было всю ночь, и он приходил под утро, я едва не задыхалась от величины своих чувств, я буквально дышала любовью и жила ею, и если бы от передозировки любви умирали, то я была в зоне риска. И только бесплодность этой любви ещё терзала меня. Ослабевая, первая боль осознания своей непригодности притупилась, но материнский инстинкт, если он в женщине есть, уже никуда не денется. И он во мне был, неудовлетворенный и плачущий. Я хотела детей, всё ещё хотела, как бы ни занимала себя другими делами, ни отвлекалась и ни убеждала, что и без этого хорошо. И Химчан меня убеждал, но всё чаще пропадал по ночам куда-то, а время от времени целыми днями не вылезал из своего офиса, предпочитая обслуживание серверов своей глупой и недоделанной жене. Уже не в первый раз я стала планировать, на перспективу, усыновление. Ребенок, чей бы он ни был — это всё равно здорово, но если бы он был от Химчана… мне казалось, что я вцеплюсь в любое дитё, которое получу под свою опеку, и буду заниматься им до самозабвения, но когда, умиляясь на улицах над мальчиками или девочками, я задавалась вопросом, на какого из них должен быть похож сын или дочка, которых я бы хотела, я вглядывалась и, не находя сходства с Химом, разочаровано опускала взор. Его ребенок был бы другим, родным, близким, самым-самым. Даже если бы это был только его, а не мой ребенок. Суррогатное материнство в данном случае виделось мне предпочтительным, но на него нужно было много денег. Уже ради этого я должна построить карьеру и прилично зарабатывать.
Вернувшись к работе, я подошла к другому столику, как обычно, боковым зрением наблюдая, что происходит во всем помещении. Некоторые зоны зала отделялись китайскими ширмами, несущими чисто декоративную функцию. На них изображались павлины и девушки в традиционных ципао*. Рисунки перекликались с мотивами панно на стенах. На фоне резного красного дерева и пестроты обстановки выделились два силуэта в светлом. Мельком поглядев на них, я разобралась с очередным заказом и вернула своё внимание к паре. Они озирались, пока Чунсу, заметив их, не поднял руку, приглашая присоединиться к себе. Так это и были его друзья? С присущим мне любопытством, я медленно тронулась с места, чтобы не дойти до них до того, как они усядутся. Приближаться было и не обязательно, зрение у меня было хорошее и я издалека начала разглядывать молодого человека и девушку лет тридцати, хотя очень хорошо выглядевших. Но на него я быстро перестала смотреть, уставившись на неё, холеную, модную, какую-то невыносимо блестяще-ухоженную, как драгоценность, как фотомодель с обложки, чей локон только-только поправил стилист, с идеальным макияжем, в бледно-розовом платье с золотым кулоном, элегантно висевшем на не тонкой цепочке и ложащимся на грудь. Её кремовое драповое пальто снял её спутник — муж, конечно же — подождав, когда она сунет в его карманы свои перчатки из мягкой кожи кофейного цвета. Это была Сора, первая любовь Химчана, и, несмотря на то, что я видела её всего однажды, четыре года назад, я никогда не забыла бы, как она выглядит. Итак, она в Нью-Йорке.
— Доброго дня, — бесстрашно подошла к ним я, сияя шире прежнего. Вспомнит ли она меня? Новоприбывшие посмотрели в мою сторону, улыбнувшись, взяли ещё одно меню из моих рук для удобства. Сора окинула меня мимолётным взглядом, не задержав его ни на миг дольше, чем требовал взгляд на чужого человека. В её глазах ничего не отразилось. Она меня не узнала, да и зачем бы ей было меня запоминать? Какую-то уличную девчонку, набросившуюся на неё с ревнивыми обвинениями однажды. Да и изменилась я с тех пор, в отличие от неё. Она стареть вообще как, собирается? Или жизнь слишком удалась для тревог и хлопот, которые проложили бы хоть одну морщинку? Я старалась не злиться на неё, но ничего не могла с собой поделать, кроме как держать себя в руках. — Надеюсь, вашим друзьям понравится у нас так же, как и вам, — обратилась я к Чунсу.
— Пока я здесь, я точно их приучу к этому месту, — наивно заверил он, а я подумала, что упаси Боже Сору зачастить сюда, особенно если у меня будет плохое настроение. Какое-то недоброе чувство кольнуло меня, заставив спросить:
— А вы давно здесь живёте?
— Перебрались в начале весны, — ответил её супруг, такой же безукоризненный богач, как и она. У него даже ногти были отполированные, что за пижонство? И светлый костюм смотрелся вычурно в дождливый серый день. Нормальные люди боятся испачкать светлые вещи при такой грязи, обрызгать по лужам. Но к ним, видимо, они считают, грязь не липнет. — И, что удивительно, впервые приехавший в Нью-Йорк Чунсу явно сориентировался лучше, чем я успел за эти месяцы, — с иронией заметил товарищ, похохотав.
— Ну, у меня-то нет больше кандалов, — засмеялся в ответ Чунсу, указывая на Сору. — Я передвигаюсь свободнее.
— Ах вот как, я, по-твоему, мешаю, да? — прищурилась она. Даже когда она шутила, включаясь в мужское баловство, в ней виделась очень жесткая и целеустремленная натура. Я бы назвала её абсолютной стервой, и вряд ли это будет моим предвзятым преувеличением. Или будет, я не знаю.
— Я не только о тебе, — заверил их друг. — Детей с няней оставили?
— У вас есть дети? — не выдержала я, ощущая, как запас моей самоуверенности заканчивается. Ей и тут повезло, в отличие от меня? В разговор включилась Сора, и было видно, что это является предметом её гордости, пусть она и пытается сообщить об этом, как о ноше и трудности.
— Два мальчика, двойня. Вы не представляете, как с ними невозможно управиться… очень тяжело.
— Потому и взяли няню, — закивал её муж, определившись с едой и сообщив мне о своём выборе. Я записала всё, что они перечислили, уплывая в мысленный туман. Двойня. Два мальчика, сразу. Тяжело ей! Отдай одного мне. Мне никогда тяжело не будет. Черт, черт, черт! Химчан, ты любил такую идеальную женщину, которая даже размножается оптом, что привело тебя ко мне? То, что я прилипла к тебе и не хотела отлипать? А если бы не я, добился ли ты всё-таки эту? Насколько я знаю, она оказалась замужем ещё до того, как мы с Химом познакомились, так что в принципе шанс был упущен не по моей вине, я оказалась лишь спасательным кругом… Когда-нибудь я избавлюсь от ощущения, что Сору Хим любил бы сильнее? Чего мне не хватает? Ума. Я не знаю, что должен ещё делать любящий мужчина более того, что делает для меня Химчан. Чаще спать ночами в нашей постели? А ведь я только накануне подумала, что ревновать не к кому, потому что в Нью-Йорке нет её. А она здесь. И мой муж пропадает по ночам… мне хотелось задать сотню вопросов этим людям, чем занимается муж Соры и как часто он отлучается? Хотелось расспросить Чунсу о его друзьях, во всех подробностях. Но я должна была знать меру, своё место, и продолжать работать.