— Я с тобой, — не спрашивая куда, сказала Сунён.
— Тебе туда нельзя. Хочу побывать, наконец, на Каясан. Мне давно стоило отправиться туда.
— В школу-монастырь, где учился мой отец? Я тоже всегда хотела её увидеть… жаль, что для этого я не удалась полом. Всё пошло не так с моего рождения.
— Почему ты такая пессимистичная всегда? — вздохнул Джело. Надо бы как-то аккуратно выбраться из постели. — Химчан тоже унаследовал боязнь крови, но он не ноет, что проклят или над ним висит дамоклов меч.
— Дело не в этом. Гемофобия — честь для меня, потому что она передалась от отца. Просто… Химчан родился от любви. — Брови Сунён съехались горестно, и она крепче сжала руку лежавшего рядом парня. — Наш отец любил только его мать, и никого больше. На моей он женился, потому что она была дочерью бандитского главаря одного из районов. Отец заключил этот брак, чтобы расширить власть, подобраться к мафии и ликвидировать преступность. Мне было года три, когда родители окончательно перестали жить вместе, только соблюдали видимость семьи. Я лишь теперь понимаю, что он хотел увидеть во мне не только сына, о котором мечтал, но и черты женщины, которую любил. А не моей матери, посвятившей всю жизнь ему и мне, но не получившей за это тепла. — Джело стало жаль Сунён, её мать, всех тех людей, которые так и умерли, не став счастливыми. Может, и его ждёт такая же участь? Если некоторые чувства проходят в могиле, то это было бы облегчением, но если их не стирает и она, и люди попадают на тот свет с теми же желаниями и со своей памятью, то это было бы по-настоящему жестоко и невыносимо. Сколько смертей существует для полного обновления души? Одна ли?
— Это всё не твоя вина, и отсутствие любви между родителями никак не может сказаться на твоей судьбе, не накручивай. К тебе многие относятся с теплом — ты сама его не принимаешь.
— Им не заполнить того холода, которым сполна награждают те, кто мне дорог.
— Сунён, я не холоден, просто ты мне подруга, и не больше. — Она попыталась дотянуться к его губам, неуклюже, неумело и топорно, но Джело сел и стал выбираться из постели. Это вышло резко, но иначе уже не получилось бы. — Я хочу уехать из Штатов поскорее. Нужно собираться.
— Когда ты вернёшься с Каясан?
— Не знаю, может быть никогда, — прошёл молодой человек к ванной комнате.
— Тогда я пока уеду на Утёс богов.
— В Тибет? — остановился Джело, округлив глаза. — Ты сумасшедшая? Хотя о чем я спрашиваю…
— Братство наёмников принимает женщин, в отличие от золотых. Стоит только доказать, что годишься на что-то.
— Они за упражнениями стирают руки в кровь и бьют нерадивых бойцов до неё же. Ты там не выживешь.
— Вот и славно, ты же все равно не собираешься возвращаться с Каясан. — Сунён тоже выпрыгнула из-под одеяла и, прикрываясь, стала одеваться.
— Это шантаж? — устало поглядел на неё Джело.
— Думай, как хочешь.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Сунён, ты дорога мне, правда.
— Тогда будь рядом, — она смотрела на него, не подходя. — Не вместе, но хотя бы рядом.
— Ты нужна здесь, а я здесь не нужен. Наши пути расходятся. — Джело увидел, как опустила взгляд блондинка, оставшись при своём мнении и, ничего не говоря, стала снаряжаться в зимнюю одежду на выход. Сколько уже она ходит за ним по пятам? Два года? Он не сразу заметил, но теперь, когда знал, мог ли он причинять ей такую же боль, какую причиняет ему, пусть и не добровольно, Шилла? Джело взял за руку Сунён и обнял, как брат, притянув к себе. Она всё равно не расслабилась, так и замерла в его руках, вечный сгусток напряжения и недовольства. — Давай договоримся, что я вернусь через год, а ты попытайся найти себе кого-нибудь другого.
— Хорошо, — безэмоционально промолвила она. — Попытаюсь, — Джело отпустил её, она сделала шаг к двери. Остановилась. — Я буду ждать тебя. Через год. — С ней бесполезно было спорить.
* * *
Божественный запах хвои и конфет, такой знаковый для Нового года, пробрался в меня, стоило начать просыпаться. Я зевнула, потянувшись, и разбудила этим Хима. Мы спали на разложенном диване, который принадлежал Джело и Энтони. Джело… как некрасиво и неловко всё вышло ночью. Я хотела бы поговорить с ним, помирить его с Химом, но тот велел не видеться нам больше, а я не хотела расстраивать мужа и нарушать обещания. Между диваном и окном, в углу, пахла ёлка. Огоньки уже не бегали — Хим выключил всё, когда мы ложились.
— С добрым утром первого дня наступившего две тысячи двадцать второго года, — прошептали мне в ухо и поцеловали туда же, вызвав мурашки. Захихикав, я развернулась и ответила поцелуем в губы. Футболка, в которую я переоделась, чтобы спать в ней, перекрутилась и задралась под одеялом, и когда я обняла Химчана, она разделяла нас только на уровне груди. Его рука прошлась по моему боку и легла на бедро, начав его поглаживать.
— И тебя, любимый. Счастья нам в этом году, что ли, терпения тебе и ума мне. — Мы поцеловались, после чего я, едва не начав соблазнение мужа с целью затащить его в половой акт, одумалась: — А кто кроме нас в квартире ещё есть?
— Элис. Другие не возвращались. — Ну вот, придётся повременить с сексом. А то неудобно будет при человеке. Неохотно отстраняясь от Хима, я погладила его по щеке и по шее.
— Пойду, приготовлю тебе кофе в постель. — Чмокнув его в нос, я выбралась, одернула футболку, развернулась на пороге. — А ты в одних труселях не вылезай, а то заревную! — Он глухо засмеялся, свободнее развалившись на спине. Я прикрыла дверь и пришла на кухню, где и обнаружила Элис, сонно пьющую чай. — Утро доброе, ну что, как настроение? — Моя сослуживица неопределенно покачала головой. — Похмелье?
— Немножко. — Щелкнув включатель на кофеварочной машине, я села рядом с Элис.
— Энтони не возвращался?
— Не-а. — Помявшись немного, я решила быть верной себе и не сдерживать любопытство:
— А как он тебе? Хороший парень, да?
— Ну… вроде неплохой. Но не совсем в моём вкусе. — Я несколько опечалилась. План сводни не удавался. — А вот Санха… какой мужчина! — обессилено после вечеринки, но всё-таки с придыханием проворковала она.
— Элис, он женат. И ты видела Джейду. — Свадьба у них только намечалась, но какая к чёрту разница?
— Я знаю! Но я тебе давно сказала — все классные мужики всегда заняты. Это закон моей жизни. Только мне кто-нибудь понравится, обязательно окажется уже в браке.
— Может, ты сама клюёшь на них по этому принципу? Может, недостижимые кажутся тебе сексуальнее?
— Да ладно тебе, совсем мне не кажется сексуальным, что кто-то имеет полное право спать с таким мужчиной, а я нет. — Что ей было сказать? Научить влюбляться в свободных невозможно. Да вообще научить влюбляться и любить — невозможно. Это либо происходит, либо нет. Можно ли убедить себя или кого-то в чувствах? И какие крепче — которые возникают сразу или приобретаются со временем? Поболтав немного с Элис о насущном и бытовом, я достала из холодильника убранные ночью недоеденные вкусности, налила две чашки кофе, выставила всё это на поднос и вернулась в зал, услужливо забравшись с принесенным на постель. Химчан подпихнул одну подушку себе под спину, другую мне, и сел, распрямив одеяло на ногах, куда я и поставила поднос.
— Заметил мой профессионализм? Работа официанткой не прошла даром. Я могу садиться, ходить и менять позы с ношей в руках, и у меня ничего не расплескается и не разольётся.
— Я знаю, как поубавить твоей самоуверенности, — с коварной улыбкой поднес кофе к губам Химчан.
— Как же?
— Давай ты будешь держать наполненную до краёв чашку, а я буду заниматься с тобой любовью? — Я поняла, что проект обречен на провал, и будет разлито всё до последней капли, но ход его мыслей мне понравился.
— Сдаюсь, я ещё не на вершине мастерства. Бывают разносчицы и получше.
— Не знаю насчет разносчиц, но жена ты — самая лучшая, — сказал Химчан и поцеловал меня кофейным поцелуем.
Пятого февраля мы собрались в небольшой церкви Джерси (приезжие европейцы, которых в Америке полным-полно, предпочитают называть городок-придаток Нью-Йорка Джерси-сити, чтобы отличать его от своего европейского острова, в честь которого он назван). Настроившись выпить за молодожёнов, мы с Химчаном добрались на электричке, померзнув, пока шли пешком от станции до этой самой церквушки Святого Павла. Несколько готичная, из орехового цвета гладкого кирпича, с башенкой и одинокими скульптурами на краю скатов крыши, припорошенная снегом, она мне понравилась ещё снаружи. Пока мы ждали остальных, я перетаптывалась и разглядывала узкую улочку. Напротив церкви расположилось длинное здание начальной школы имени Кристы Маколифф, учительницы, которая попробовала себя в роли космонавта и погибла при запуске ракеты лет тридцать с лишним назад. В честь неё в Штатах названо много школ, и эта не стала исключением. Только постройка, из такого же кирпича, что и церковь, больше напоминала какой-то научный институт, а не учреждение для детей, слишком мало было окон, слишком темный был для этого строительный материал.