— То есть, крестин не будет? — огорчилась я.
— Да не переживай ты, говорю же, ты всё равно будешь для него самой любимой тётей Шиллой.
— И всё же, даже буддисту нужно имя, думается мне, — улыбнулась я.
— Мы хотим найти что-нибудь созвучное с нашими. Я хочу взять от своего часть «Джей», но Санха говорит, что надо брать от моего настоящего имени. Но я терпеть его не могу!
— Понимаю тебя, — закивала я, которую по паспорту последний раз только в больнице и назвали.
— А как там наша ровесница Сандра? — поинтересовалась подруга. Они с Херин знали друг друга косвенно, через меня.
— Ещё слабенькая. Признаться, я реже стала к ним заглядывать, меня убивает бессилие и невозможность ничем помочь.
— Ничего, пусть подрастёт немного, и наш парень будет за ней приглядывать, да, сынок? — тихо спросила мать спящего ребенка. — Будешь настоящим рыцарем, как папа. Чтоб сил на двоих хватало! А не будешь справляться, мы ещё братиков наделаем. — Джейда засмеялась: — хоть бы и буддистов, лишь бы здоровых, и чтобы адекватными росли. — У меня тоже поднялось настроение от её позитивных утверждений. — Ну, а у тебя как дела?
— В смысле? — переспросила я.
— Ну… с этим, — кивнула она на коляску. — Всё совсем непоправимо? — Я ждала, что сейчас меня, как обычно, скрутит изнутри боль и слёзы поднимутся к глазам, но, как ни странно, организм не среагировал. Джейда, когда узнала, что я бесплодна, отнеслась к этому не то чтобы бестактно, нет. Но она была прямой по легкомыслию, и язык не умела придерживать из-за переживаний за близких, а не праздного любопытства. Если её волновало моё состояние — она спрашивала, и от этого было как-то проще заговорить о моей беде, чем с теми, кто заранее глядит с жалостью, изображая глубинное понимание.
— Да, всё бесполезно, — опустила я глаза. — Медицина не всесильна, как выяснилось.
— Это меня расстраивает. Ни тебе, ни Сандре она не может помочь! Для чего тогда вообще нужны врачи?!
— Ну, кого-то они спасают, кому-то везёт меньше.
— Страшно жить, вот так случись что, и не знаешь, выкрутишься или нет, — запричитала Джейда. — Я иногда жалуюсь Санха, что денег на что-нибудь не хватает, что хочу жить лучше, что меня что-нибудь не устраивает, а потом спохватываюсь и думаю, боже, на что я жалуюсь? Мы живы, ребенок жив, ни у кого ничего не болит, какие к черту деньги? Они ничего не решают, как выясняется. И мне сразу так спокойно становится. Я ничего сейчас не желаю, кроме крепкого здоровья своему мальчику, — поправила она, наклонившись, на нём шапочку.
— Если ты теперь добавишь, что смысл жизни — в детях, я пойду сразу в Ньюарк прыгну с камнем, — скептично проворчала я, пронаблюдав это и выслушав признания подруги.
— Нет! Нет, что ты! — выпрямилась она, откинув назад свои длинные волосы, упавшие вперед. — Я вовсе не из тех, кому молоко ударило в голову и они считают, что стали лучше других, потому что родили. Мой отец был из очень многодетной семьи, и с нами, когда я была маленькой, жили его родители, мои дедушка и бабушка. Когда они ссорились, бабушка сразу выставляла аргументом в свою пользу, главным достоинством, что родила деду кучу детей. Знаешь, что он ей отвечал? Что чем примитивнее организм, тем проще он плодится, указывал на тараканов и говорил, что они, да крысы размножаются ещё ловчее, выходит, они ещё достойнее их с бабушкой. Конечно, дед немного перегибал, имея деспотичный характер, и я не хочу лишать себя небольшого ореола героизма, — хихикнула Джейда, — но, Шилла, в этом была доля истины, ведь бесплодных женщин намного меньше, чем плодовитых, а разве меньшинства в наше время не считаются людьми, с правами которых нужно особенно считаться?
— Класс, теперь я в категории геев и лесби? — поморщилась я. — А что, они ж тоже сами детей сделать не могут…
— Опять ты всё перевернула! Я не это имела в виду! — Я засмеялась. — И вообще, какая экономия на резинках!
— Они стоят-то всего ничего, не разорили бы, — пыталась я успокоиться, но смех так и лился.
— Ну да, с таким, как с Санха, это бьёт по карману. Я уже предлагала ему устроиться в охрану завода, производящего презервативы, а не клуба. Там бы хоть по себестоимости, как сотрудник, закупал. Ему, как заядлому курильщику, одна пачка на день, Шилла! У кого из нас первого сотрётся, интересно? Похоже, что у меня. — О темпераменте Санха я была наслышана ещё с давних времён, так что могла себе представить. Невозможность иметь детей вдруг перешла в какую-то анекдотическую болтовню.
— Ты первый человек, который заставил меня поржать при обсуждении этой темы. — Она чуть смутилась, не понимая, шучу я или говорю правду. Я пожала её руку, катящую коляску. — Спасибо, Джейда. Я искренне надеюсь, что у вас с Санха будет большая и здоровая семья, ни у кого ничего не сотрётся. А теперь пора сворачивать домой, я замерзаю.
— Пошли. Уже темнеет, хочешь остаться у нас? Санха до утра не будет.
— Да нет, Хим один дома, ему будет скучно. Я же порядочная жена, я должна быть с ним.
— Эх, порядочные жёны… кто бы мог сказать лет пять назад, да? — окунулась в воспоминания Джейда. Прошлое перестало мучить и её, став историей, далёким видением, которое, может, и не с ней было. У неё тоже был мужчина, который сумел стереть тёмные пятна стыда и позора, боли и разочарования, раскаяния и грязи.
По предварительной договоренности, я позвонила Химу, предупредить, что подъезжаю, и он пришёл встретить меня к станции надземного метро, Саттер авеню, заодно перед сном выгуливая Тень. Вообще от нашего дома до станции было полмили, десять минут пешком, по освещенной улочке, всегда полной людей, круглосуточных бутиков и машин, но Химчан не доверял ничему, предпочитая встречать меня, когда я приезжала не на такси к самому подъезду.
Я с удовольствием перешагнула порог квартиры, стягивая с себя верхнюю одежду. Хим помог мне снять пальто и повесил его, после чего разделся сам и сел за родной лептоп, надвинув очки. Умывшись горячей водой и подержав под ней ладошки, я подошла к Химу сзади и обняла, сидящего, за шею, поцеловав макушку. На экране бегали данные, листался текст автоматической обработкой и проверкой, проявлялась линейно какая-то фотография.
— Как успехи? — спросила я его.
— Никак. По-прежнему, ничего. — Фото открылось полностью и передо мной предстало лицо молодого человека.
— Тот самый?
— Ага. — Хим запустил очередную программу, по изображению то сверху вниз, то снизу вверх пошла сканирующая полоса, видимо, отыскивающая в интернете какие-либо совпадения с этими чертами. Я смотрела на них, и на какой-то момент мне показалось, что я их где-то когда-то видела. Очень смутно, очень давно. Но я столько людей повидала за свою жизнь, что могу и ошибаться.
— Как его зовут?
— Когда как. Он наёмник, по прозвищу Эвр, есть так же кличка Бобби, паспорт на имя Ким Чживона. — Имена мне ничего не сказали, но лицо продолжало что-то напоминать. Да нет, это всё кажется. Прожив двадцать восемь месяцев в Штатах, я, наверное, подцепила мировоззрение Запада, что все азиаты друг на друга похожи.
— Наёмник — в смысле киллер?
— Ну… что-то вроде этого, — кивнул Химчан и свернул окна, чтобы они работали, не привлекая внимания. — Ладно, завтра разберусь в конторе. Домой приносить работу не стоит. — Поднявшись, он задвинул стул, снял очки, положив их возле ноутбука. — Пошли спать.
— По-стариковски? — хохотнула я, в носках заныривая под одеяло. — В труселях и без секса.
— Зато без ревматизма и геморроя, — поднял палец Хим, прося принять во внимание эти весомые плюсы.
— Но с собакой и кошкой. — Погасив свет, он лёг рядом. Его ладонь вдруг оказалась на моей груди, тронув вмиг затвердевший сосок.
— А ещё с желанием, — покрутил его пальцем он, взял мою руку и положил на свои боксеры, под которыми кое-что затвердело не слабее, чем мои соски. — И возможностью. По-моему, в старости такой роскоши уже нет.
— Чем же мы будем в старости по ночам заниматься? Секса не будет, внуков не будет, зубов тоже, поэтому не похомячим в постели вкусняшки. А бессонница будет. Хим, нас ждёт чудовищное будущее.
— Мы будем заниматься тем же, чем и сейчас. Согревать друг друга.