- Ну что, дочь, за лицо? – потряс её на ноге Дэн. – Для отвязных вечеринок ещё рановато, но ты, судя по всему, ждала чего-то большего?
Бомми не обрадовалась подарку Херин, красивому зелёно-жёлтому платьицу, даже примерять его отказалась, закапризничав, что с ней вообще крайне редко случалось. Дэну пришлось отвести её потихоньку в сторону, пообещать купить игрушечный меч, который они видели в детском отделе, и тогда девочка пошла на мировую, вернулась к гостям, к маминому удовлетворению позволила нарядить себя и покружилась под восхищёнными взглядами, заговорщически поглядывая на отца.
- Спать не хочешь? – спросил её Дэниэл. Бомми отвлеклась от пирога и помотала головой, после чего перевела взгляд на папину руку, что её придерживала. Вся в татуировках, она вечно привлекала внимание. Тем более, недавно там появились две новые.
- Два… - нажала она пальцем на выбитую цифру и повела им дальше. – Два… восемь…
- Так, это не два и два, это сколько? – прервал её Дэн, вернув назад, к числу «двадцать два». – Сколько это, Бомми, а?
- Два и два?
- Два и два – это четыре, а это другое число, какое?
Девочка сосредоточенно уставилась на «двадцать два».
- Больше десяти?
- Больше, сладкая. Два раза по десять.
Ребёнок при слове «десять» выставил перед собой руки и посмотрел на пальцы. Ей уже объяснили, что пальцев у неё десять, и по ним можно считать. Она начала загибать их. Досчитала до десяти, разжала, сосчитала заново. Задумалась, впав в стопор.
- Десять и десять. Сколько? – посмотрела она на отца, сдавшись.
- Двадцать, зайка. Десять и десять – это двадцать. А ещё плюс два?
- Двадцать два! – радостно воскликнула Бомми, подняв руки вверх. Дэниэл улыбнулся.
- Верно. Двадцать второй год, восьмой месяц, двадцатое число. Дата рождения нашей Сандры. А выше на строчку? Ну-ка. – Золотой привлёк внимание дочери обратно к цифрам на татуировке. – Кто это у нас родился в апреле двадцать первого года?
- Я! – хлопнула себя по груди Бомми, довольно просияв.
- Точно! Вот вы у меня обе тут, всегда со мной. – Он подмигнул дочери. – Татуировки, касающиеся мамы, папа тебе не будет показывать, ладно? Они не в публичных местах.
- А почему цифры? – как и все дети, не вникающая в непонятные многословные монологи взрослых, Бомми опять затыкала в руку Дэна. – Почему наши рождения?
- Ну, сладенькая, я бы во всю грудь набил и ваши имена, но папина жизнь может вынудить его скрывать всё, что угодно, даже родственные связи, лучше не оставлять таких свидетельств. Мы же не палимся, помнишь, да? Пусть, если что, какие-нибудь засранцы думают, что у меня пароли от сейфов при себе набиты.
- Не палимся! – захохотала Бомми. Ей нравилось это слово, оно напоминало ей слово «пальба», иногда она их путала, но произносить всё равно любила.
- Да, кто знает, может, однажды тебе придётся делать вид, что я не твой отец, и ты вообще меня не знаешь. Нужно быть готовыми ко всему в этой жизни. – Домыв посуду, в комнату вернулась Херин, присаживаясь к мужу и дочери рядышком на диван. Дэн кивнул на неё головой Бомми. – Давай порепетируем, скажи-ка маме, что это за дядя, я его не знаю.
- Господи, чему ты её учишь? – вздохнула Херин.
- Конспирации.
- Зачем? – женщина положила ладонь на спинку дочери и погладила её, словно защищая от невидимых, ненужных забот, которые навязывал той Дэниэл.
- На всякий случай.
- Не надо нам всяких случаев, Дэнни, пожалуйста.
- А я что? Не я же их подстраиваю или хочу, Рин, но жизнь – непредсказуемая штука, судьба иногда подбрасывает сюрпризы…
- Милый, у нас дочери. Девочки. Им не нужно знать всего этого. Если бы родился мальчик, мы бы поговорили, но…
- Если бы Бомми была пацаном, - посерьёзнев, прервал её муж, - и говорить было бы не о чем. Он бы стал золотым.
Херин с продолжительной выдержкой посмотрела ему в глаза, не принимающие возражений, не согласные в данном вопросе ни на какие компромиссы, и, удержав в себе позыв к спору, опустила взгляд. Кивнув, она дотянулась до щеки Дэниэла и поцеловала её.
- Я знаю, милый. Возможно, через год-другой, мы могли бы завести ещё одного ребёнка…
- Нет, - оборвал он жену. – Нет, не обсуждается, Рин, этого больше не будет. Хватит. Ты хочешь, чтобы я умер? Я едва пережил твои роды.