В мастерской Самоварова хорошо пахло деревом, лаком и еще чем-то музейным — сладким, но не домашним. В золоченых чашках, на которых были нарисованы башни, кривые деревья и пестрые китайцы, алел душистый чай. Но сильнее всего пахла черемуха в фарфоровой вазе. Та же самая черемуха, вся в мелких акварельных мазочках, красовалась рядом, на свежем Настином этюде.
— Этот мужик неизвестно как пролез в наш павильон, — рассказывал Тошик. — Практически это невозможно!
Валерик только фыркнул:
— Скажешь тоже — невозможно! Да у вас там настоящий бардак, а вчера еще и пьянка была.
— Ну и что? Выпили немного. Все, кроме Карасевича, отлично себя чувствовали, — обиделся Тошик. — И насчет бардака зря гонишь, Валерик, ночью в павильоне все заперто.
Тошка даже пожалел, что Валерик увязался с ним в качестве давнего знакомого Самоварова. Теперь вот сидит тут, парафинит и их классный сериал, и их крутую съемочную группу.
— Я думаю, в павильоне есть серьезные материальные ценности: аппаратура, декорации, реквизит, — заметил Самоваров.
Тошик самодовольно улыбнулся:
— Реквизит у меня, что называется, винтажный — с бору по сосенке.
— С помойки, — подсказал Валерик.
— Ну и что? Смотрится вполне стильно. А камеру Ника и все его барахло обычно вечером увозят на телестудию. Он ведь, бывает, и репортажи делает, и интервью, особенно когда у нас репетиции или еще какой-нибудь затык. Как классно Ник снимает — прямо с рук! Он гений. И Карасевич почти гений. Он сериал раскрутил за три копейки!
— Это как? — удивился Самоваров.
— Наш сериал сам себя сделал!
Хотя Тошик выразился очень невнятно, но это была сущая правда. Сериал «Единственная моя» на всю страну прославился, и не просто как единственный туземный в Нетске. Были и другие причины им гордиться. Даже Самоваров, не так часто глядевший в телевизор, что-то про этот невиданный телепроект слышал. По радио, наверное? Или в газетах что-то было?
Нетские газеты часто писали про режиссера Карасевича и его затеи. Федор Витальевич обладал удивительной способностью не только плодить полубредовые идеи, но и проталкивать их в жизнь. Особенно умело он доставал деньги. Потрошил департаменты и окучивал спонсоров даже тогда, когда его проект заведомо не вызвал бы ни малейшего доверия и у детсадовца. Да, детсадовец не дал бы Феде ни копейки, но спонсоры раскошеливались как загипнотизированные.
Правду сказать, не все подобные начинания доживали до финала. Но Федин энтузиазм всегда кипел и клокотал, деньги тратились, пресса зычно трубила о грядущем событии года. Только много лет спустя все участники вздорного дела начинали удивляться, как же это они купились на такую туфту. А Федя Карасевич в это время как ни в чем не бывало раскручивал следующий проект.
Снять на телевидении нечто свое, неподражаемое, Федя загорелся в разгар всеобщей сериальной горячки. Тогда в ответ на бразильское мыло разом со всех каналов хлынули отечественные пенные потоки. Феде стало обидно. Он тоже хотел делать мыло. Он отлично понимал, что сериал — дело затратное и вообще сугубо столичное, но отступать не привык. Должен он снять сериал, и все тут!
Его изобретательный мозг недолго бился над проблемой. Как только желание снять сериал стало неодолимым, Федя начал действовать. В длиннополом пальто от Армани (в том самом!), с черным шарфом на артистически небритой шее, с бешеной искрой в глазах он примчался на один из нетских телеканалов. Этот телеканал не имел творческой жилки и особой популярности. Зато денежно он был крепок, так как пропагандировал заслуги губернатора и самый его образ — деловой, принципиальный и миловидный.
— Пацаны! — весело бросил Федя собравшимся вокруг него редакторам, среди которых были две тетки предпенсионного возраста, бывшие комсомольские вожаки. — Пацаны, о вас скоро будет сюжет в программе «Время». Вы там получите свои пусть не пятнадцать, но полторы минуты славы. И в «Сегодня» тоже полторы минуты получите. И у Познера. Как бонус.
Пацаны пооткрывали рты, а Федя, мелькнув шарфом, скрылся в кабинете руководителя канала.
Он очень был импозантен, этот Федя. Высокий, костлявый, как-то по-особому, кособоко элегантный, он был всегда одет в эффектные наряды от самых лучших дизайнеров. Только странным образом на нем эти наряды моментально сминались, пятнались и салились. Отлетали незаменимые пуговки, воротники сорочек скручивались в трубочки, редела ткань на локтях. Можно было подумать, что он, приодевшись, долго кубарем катался по двору и только после этого выходил в люди.