- Выпить... есть? – грубым, осипшим голосом прошептал бывший пленник.
- Вот ты даешь. Мало того, что освободить, так тебе еще и скатерть самобранку сюда принести, да? Поднимайся, валим отсюда, а то от этого климата у меня не ровен час из носа потечет.
Пленник с трудом поднялся, опираясь на приятеля, гнусно хихикнул и зловеще прошипел:
- Из носа не так страшно. А вот если с конца потечет...
- Да иди ты, пошлячара! Сколько тебя знаю, а вечно задаюсь вопросом: кто из нас исчадие ада?
- Ну, ясно кто! Твоя жена!
Оба расхохотались, пленник еще и раскашлялся. Спаситель перекинул через плечо свою ношу и пошел на выход.
Часть 26
- А может не надо?
- Надо, еще как надо! Будешь знать, как чужих мужей отбивать! – женщина в лисьей шубе наступала на юную особу, уверенно отползающую задом, подальше от потенциальной угрозы.
- Не виноватая я! – всхлипнула ведьма, отползая еще дальше, пока на пути ее спины не встала стена.
- В чем не виноватая? В том, что глаза блядские у тебя или пилотка мокрая?
- Он сам пришел!
- Он? Он дома! Это ты пришла, курва драная!
До столкновения оставалось два шага. Злобный скрежет зубов Волковой действовал на Амалию как взгляд удава на кролика – он парализовал ее. Вспомнились годы, когда будучи растением, она не могла и шелохнуться, оставалась в одиночестве на покрытом пылью столе, но и тогда ей не было так страшно, как сейчас. Пусть у нее теперь есть ноги, но бежать не куда, вернулась сила, но и она здесь не действует. Вокруг столько магии, а взять и воспользоваться ею, у ведьмы не было возможности, словно какой-то злой рок создал непроницаемую стену с ментальным миром. Опять, как и тогда – пыльное помещение, наполненное пустотой и мраком. Ощущение обреченности накатило с неистовой силой. Она никому в этом мире не нужна.
Амалия опустила голову и всхлипнула.
- Убей меня, а? Только не мучай. С меня хватит.
Волкова остановилась. Агрессию как рукой сняло. Только и стояла с широко расставленными, как у заправского стража порядка ногами, заложенными за спину руками, и созерцала девушку. Та плакала. Да и без слез было понятно, что здесь никакие тумаки не помогут.
- Еще раз спрашиваю: ты кто?
- Дура!
Женевьева вздохнула. Ну, что прикажите делать? Любовница гулящего супруга признала свою вину. Неверный поджал хвост и смылся. Что остается? Рожу бить? Кому? Идиотке этой? В понимании достойной жены герцога Преисподней это выглядело не логично и не красиво.
- Да все мы – дуры. А мужики - козлы. Так что по этому поводу надо выпить, - госпожа Волкова кинула беглый взгляд на Унчара. - Ваня, водки принеси. - Затем развернулась в сторону дрожащего комочка на полу, махнула рукой. - Пошли, расскажешь, чего ты там дура. Да заодно и то, чего все мужики - козлы.
Не стоит описывать всю ту гамму чувств, которые были на лице у младшего беса. Ему обломилось посмотреть женский реслинг в исполнении самых ненавистных баб в его трудовой деятельности. Посему требование выпивки и закуски, о ней, правда, Волкова не упомянула, видимо, как обычно забыла – она часто о мелочах не задумывается – Унчар воспринял как оскорбление судьбы. Ну, разве это так сложно, устроить маленький мордобойчик, а он – трудолюбивый и усердный бес – посмотрит и порадуется, отведет душу, сходит с друзьями в кабак, поделится отменным зрелищем с собеседниками. В кои-то веки станет центром внимания. Но нет же. Не судьба.
Через два часа дамы весело орали песни нецензурного и горестного содержания. А дворецкий, привыкший к сладкому пению колдовских певичек в кабаке, лишь качал головой и ворчал, поднося очередную бутылку, поправляя бируши в ушах.
- Вот ты мне скажи, чего ты в сыне моем нашла? - Не унималась Женевьева.
- Люблю я его! - Со слезами на глазах, то ли от нерастраченных чувств, то ли от крепкого напитка, ответствовала Амалия. - А вы, что нашли в этом садисте, ик-к...
- Я? Да я того... тоже его, мохнозадого люблю!
- За что? Он же ж под каждую юбку!
- Сука он и козел!... Ваня! Водки!
- Госпожа, вам, кажется, хватит, - учтиво намекнул Унчар, но еще одну бутылку принес, от греха подальше.
- А у тебя, рожа бандитская, я не спрашивала, когда мне хватит! Где его черти носят, а? Сбежал, гаденыш, стыдно стало, да?... - Волкова вздохнула, на ее глазах появились слезы. - Это мне стыдно. Мне жалко! Мне! Это я отдала ему, уроду такому, лучшие годы своей жизни! А он! Козел!
- А он - садист мохнозадый... ик-к! - поддакнула Амалия и налила еще по одной. - Ваше здоровье, уважаемая! Ик-к!
Появление гордого и прекрасного во всех отношениях герцога, в обнимку с приятелем, весьма помятой наружности, привело дам в состояние немого шока.
- О! - Только и вымолвила Женевьева.
- Ого, - рявкнул на нее Борис, плюхнувшись на стул напротив.
- Ты это... - палец жены описал в воздухе несколько непонятных ломаных. - Хте тепя носил-ло?
- Пьяная? - Ехидно заулыбался бес. - А еще порядочная женщина, глава Архива Преисподней... да? - он сощурил глаза, - Тебе не стыдно? Ты ж гроза местного населения, великая и непобедимая, рога Повелителю отвернуть горазда, диссертации пишешь научные... и пьяная. Как мне бесам в глаза смотреть? Моя жена и водку хлыщет с какой-то курвой у меня под носом.
- Сам ты - курва, ик-к! - Моментально вступилась за свою честь и за собутыльницу Амалия.
- Ты смотри, Лёва, это - она! - Бес довольно откинулся на стуле. - Что, детка, осмелела, да? А то, смотри мне...
- Ты ее того... не трогай. - Растягивая каждое слово, прошипела жена.
- А то, что? - Муж явно наслаждался сценой. В кои-то веки их роли поменялись.
- На развод подашь?
Женевьева пьяно откинулась на спинку стула, достала из-за ворота кулончик на цепочке и хихикнула.
- Весят на сучочке твои очечки и еще чулочки, и его яички - сухие как спички.
Повисла тишина.
Мужики прекрасно поняли смыл пьяного бреда известного профессора точных наук, сидящего напротив них и косящего разъезжающими глазами в разные стороны.
- Унчар. Вина! - Не выдержал Лева. Горло саднило со страшной силой, а от жажды он был готов выпить море.
- О? Лёва? - Словно очнулась Женевьева, пьяно улыбаясь. - Ну... как ты? Женился?
Гейгель хотел ответить, что глядя на семейную жизнь своего лучшего друга, жениться он никогда не станет, но встретился глазами с Амалией. И осекся.
- М-да. - Проследил за взглядом герцог и печально вздохнул. - Дорогая, пойдем на звезды полюбуемся, а? Свежим воздухом подышим, к сыну заглянем, посмотрим, что он там делает, ага?
Герцог подошел к жене, склонился к ней, обнял и нежно потянул на себя, поднимая со стула.
- Иду, иду, козлик ты мой ненаглядный, - Женевьева дернула Борю за рог и мелодично рассмеялась. - Посмотрим. Умеешь же ты, гаденыш, меня умаслить.
В последний момент, перед тем как исчезнуть в пространстве портала, Боря обернулся к Левчику:
- Ты это, отдохни, хорошенько. Отпуск все-таки, - и заговорщицки подмигнул.
* * *
Каждый, ну абсолютно каждый трезвенник и язвенник, не говоря о прочем контингенте народа, хоть раз, но был в этом состоянии. Когда море по колено, а все вокруг - муравьи или козявки, когда земля уходит под ногами, и, даже без пресловутой точки опоры, на которую ссылался известный ученый древности, ты способен этот самый горемычный мир перевернуть.
Ей было сейчас все до Пифагориуса с Ньюмргоном в придачу. Геометрия теряла четкие границы физического макромира. А ведущий ее мужчина воплощал в себе сосредоточение вселенского греха выраженного в излишней волосатости сзади ниже пояса и рогов на лбу, которые так и просились на слесарную операцию по отпилу или откруту.
«... и молчит же, главное дело, молчит! А обычно на мое слово целых пять без остановки. Ему хоть наизусть справочник инженера цитируй - все равно заткнет, подлец. А сейчас!... Сволочь! И чего только я за него замуж вышла? Потому, что грудь колесом и жопа ящичком, хи-хи».