Звали ангелов Фúнан, Кéлтия и Арт.
Финан — старший ангел, Келтия — тот, что с короткой угольно-черной бородой, а Арт — самый юный в троице, и был он прекрасен, как тот рассвет, прекрасней какого нет ничего.
Финан в своих краях был архангелом, Келтия — серафимом, а Арт — херувимом. Архангел — советник и хранитель, серафим — собиратель знания, а херувим — собиратель любви. Таковы были их звания на небесах.
Финан был мудр, ребячлив и добр, и у него было неповторимое и очень приятное сходство с осликом, что влек вперед их повозку.
Келтия был темновлас и решителен, и, если 6 покороче обстричь ему бороду ножницами, чтоб получилось как у Патси Мак Канна, стал бы похож Келтия на Патси Мак Канна так близко, как походит один человек на другого.
Арт тоже был черняв, а также юн, стремителен и пригож. Если глянуть на него праздно, можно было б сказать, что, кабы не чернявость, получился бы брат Мэри Мак Канн и родились они одним рожденьем — да рожденьем славным.
Мэри распространила обожанье свое, каким одаряла ослика, на Финана, и в странствиях их по дорогам эти трое всегда держались вместе: архангел шагал по одну сторону от ослика, а Мэри — по другую, и (можно было б сказать) эти трое общались друг с другом, не переставая ни на миг.
Ослик, отметим, не разговаривал, однако с таким очевидным вниманием слушал, что никто б и не посмел сказать, что зверь не участвует в беседе: правое ухо живо внимало Мэри, а левое вытягивалось во фрунт, когда вступал со своим словом Финан, а когда случалось такое, что Мэри с Финаном затихали на мгновение, оба уха клонились вперед, к носу ослика, и он тоже затихал. Чья-нибудь рука то справа, то слева беспрерывно нежно гладила его по морде, и по временам совершенно неожиданно он любовно ржал на своих спутников голосом, какой истязал бы слух чей угодно, кроме истинно дружеского.
Патси Мак Канн и серафим Келтия привыкли идти следом за повозкой и тоже протяженно беседовали друг с другом.
Поначалу говорил в основном Патси, ибо в изобилии имел чем поделиться, а серафим слушал с внимательным смирением, однако вскоре Келтия, накопив знание, с великой живостью взялся дискутировать и спорить. Говорили они о многом, однако возьмись кто их послушать внимательно и записать все это, обнаружил бы, что чаще прочего беседуют они о крепких напитках. Мак Канн пространно повествовал о диковинных водах, какие, по слухам, сбраживают в заморских землях, могучих брагах, какие описывали ему пылкие моряки с просмоленными пальцами, а вот Келтия покамест рассуждал лишь о портере и виски и в разговоре этим вполне довольствовался.
Херувим Арт обыкновенно прогуливался в одиночку, позади всех, но иногда уходил вперед и слушал разговоры с ослом; бывало и так, что присоединялся к тем двоим, что шли позади, и вынуждал их осмыслять то, что не интересовало их, а еще, бывало, забредал в поля по ту или по другую сторону от дороги — или же влезал на дерево, или шагал один, горланя громкую песню, какую выучил на ярмарке, куда заглядывали они давеча, или молча гарцевал вдоль проселка, будто тело его переполнялось прыжками и не ведал он, что с ними поделать, — или одиноко плелся, скучая так глубоко, что, казалось, того и гляди свалится замертво.
Вот так житье их вошло в некую колею.
Когда вставали на ночлег, Келтия и Арт всегда усаживались рядом с жаровней, Патси Мак Канн — промежду ними; по другую сторону от жаровни устраивались архангел и Мэри; Финан, когда завершалась трапеза и все принимались болтать, всегда сидел рядышком с дочерью Мак Канна, брал длинную косу ее к себе на колени и подолгу мог расплетать и заплетать конец этого чудного вервия.
Мэри это нравилось, а остальные не возражали.
Книга II. Айлин Ни Кули
Глава XIII
Рано поутру достославно сияло солнце и плескал по дороге ветер, придавая всему вокруг беспечности; деревья буйствовали листвой, и всякая ветка пританцовывала с соседней, однако на небе облака мчали так споро, что догоняли друг дружку то и дело и так перемешивались, что сами же не умели выпутаться, а от их чрезмерного веселья расползлось темное ненастье и солнце сделалось угрюмым.