Обратился к ней Келтия:
— Хороша ли твоя жизнь, когда странствуешь по округе и водишь знакомства где пожелаешь?
— Жизнь моя такова, какую хочу я, — ответила ему она, — а хороша или нет, значения не имеет.
— Скажи, по какой причине ты не позволяешь ему любиться с тобой, когда он желает?
— Он человек властный, — ответила она, — а я гордая женщина, и мы друг дружке никогда не уступим. Когда один из нас хочет заняться чем-нибудь, второй не станет, а потому никакого житья промеж нами. Скажи я «черное» — он скажет «белое», а скажет «да» — я скажу «нет», и вот так оно у нас.
— Любит он тебя премного.
— Премного ненавидит он меня. Любит он меня так, как пес любит кость, а чуть погодя прикончит в безлюдном месте голыми руками — чтоб посмотреть, какая я в смерти.
Поворотила она лицо к Мак Канну.
— Вот какой ты мне человек, Падрагь, пусть и отличный от прочих.
— Не из таких я людей, сама ты такая. Говорю тебе: если 6 взял себе женщину, я б ей был предан, как предан был матери вот этой девицы, а если б пошла ты со мною, не было 6 у тебя отныне и вовек ни единой жалобы.
— Я знаю все до последнего, о чем толкую, — сурово отозвалась она, — и не пойду я с тобой, а пойду вот с этим юношей рядом со мной.
С этими словами положила она ладонь поверх руки Арта и там ее оставила.
Мэри Мак Канн выпрямилась — стало ей очень занимательно.
Арт повернулся и, прыснув со смеху, критически воззрился на Айлин.
— Не пойду я с тобой, — сказал он. — Ты мне нисколечко не нравишься.
Насилу улыбнувшись, она убрала руку.
— Тем хуже для меня, — молвила она, — а тебе все нипочем, юноша.
— Новый для тебя ответ, — сказал Патси, злорадно ухмыляясь.
— Так и есть — и день новый да паршивый, ибо се первый день моей старости.
— Сгинешь в канаве, — заорал Патси, — сгинешь в канаве, как старая кляча со сломанной ногой.
— Сгину, — рявкнула она, — когда пора придет, но не ты меня угробишь, Падрагь.
Финан сидел рядом с Мэри и держал ее руку в своей, однако тут Мэри выдернула ладонь и так люто уставилась на Айлин Ни Кули, что та аж вскинулась.
— Не сердись на меня, Мэри, — сказала она, — никакого вреда я тебе пока не причинила и уж не смогу теперь, ибо меж нами годы и они сломают мне хребет.
Финан заговорил, казалось, скорее с собой, нежели с остальными. Заговорил, оглаживая белую бороду, и все на него посмотрели.
— Он разговаривает во сне, — задумчиво произнесла Айлин, — и старик он, славный старик.
— Отец мой, — виновато промолвил Келтия, — ни к чему об этом.
— Очень к чему, любовь моя, — расплываясь в улыбке, отозвался Финан.
— Не стоит, — пробормотал Келтия, чуть вскидывая руку.
— Уж позволь мне, сын мой, — негромко сказал Финан.
Келтия развел руки и уронил их.
— Что б ни пожелал ты свершить, отец, — все благо, — и, слегка зардевшись, сунул трубку в карман.
Финан поворотился к Айлин Ни Кули.
— Поведаю тебе повесть, — произнес он.
— Давай, — отозвалась Айлин, — мне нравится тебя слышать — и слушать могла бы день и ночь.
Мак Канн торжественно затянулся трубкой и глянул на Финана, умиротворенно взиравшего из угла.
— Ох и потешник ты, — сказал он архангелу.
Глава XVI
Поведал Финан:
— Пусть сменяется одно поколение другим, человеку выпадает биться в одной и той же битве. В конце концов он побеждает и больше ему там биться не надо, а следом он готов к Раю.
У всякого человека с самого начала есть один враг, от которого не сбежать, и повесть жизни человека есть повесть о битве с тем врагом, которого нужно втянуть в свое бытие прежде, чем он достигнет подлинного бытия, ибо врага невозможно сломить, зато всякого врага можно завоевать.
Задолго до того, как заложен был фундамент этого мира, когда голос прозвучал, и Воинство Гласа[18] прошло сквозь тьму, обрели бытие двое, а Вселенная стала им скорлупою. Прожили они несметные жизни, познавая звезды, пока те раскалялись и остывали в обширном небе, и через все перемены звезд, в приливах и отливах жизней своих ненавидели друг друга.
По временам один из них бывал женщиной, а второй — мужчиной, затем же в положенное время тот, кто был женщиной, оказывался мужчиной, а второй — женщиной, чтоб битва их происходила в близости, какая возникает лишь от различий и при расстоянии, и на расстоянии, что есть притяжение.
Никому не под силу сказать, кто из них нанес другому больший урон; никому не по силам сказать, кто из них был неумолимей, безжалостней, ибо рождены они были, как любые враги, равными в бытии и мощи.
18
Воинство Гласа — понятие из «Книги Дзиан» (станца IV), текстов тибетского происхождения, по утверждению теософки Е.П.Блаватской (1831–1891): «То было Воинство Гласа, Божественной Матери Семерых. Искры Семерых подвластны и слуги Первому, Второму, Третьему, Четвертому, Пятому, Шестому и Седьмому из Семи. Они именуются Сферами, Треугольниками, Кубами, Линиями и Формовщиками; ибо так держится Вечная Нидана — Oi-Ha-Hou». Эти тексты легли в основу главного труда Блаватской «Тайная доктрина, синтез науки, религии и философии» (1888–1897). Впрочем, далее Стивенз на текст «Доктрины» не опирается.