— Экая ты потешница, — сурово молвил отец.
Пожав плечами, обратился он к Финану:
— Он такое разок устроил — мы шли на высокий холм в Коннахте, и, как бы ни драл я ему шкуру на спине, он ни шагу не сделал; замечательный он осел, между прочим, мистер, и может, нам лучше бы поискать путь на этот холм полегче.
Финан кормил осла пучками травы, и осел ел их с аппетитом.
— Незачем идти дальше, — произнес Финан. — Нам уж почти видно то место, и проститься мы можем здесь.
— Ой! Бросим тут животину, — воскликнул Мак Канн, — да пойдем наверх с вами, проводим.
— Лучше нам расстаться здесь, — тихонько сказал Финан. — Не желаем мы, чтоб нас видели в последний миг.
— Ну, как хотите, — обиженно произнес Патси.
Финан воздвигся над Мак Канном, положил руки Патси на плечи и торжественно благословил его на округлом языке, после чего нежно поцеловал в обе щеки.
— Ей-же-ей! — сказал Патси.
Тем же одарил Финан и Айлин Ни Кули, и Мэри — поцеловал их обеих в щеки, затем наложил ладонь на морду ослу и благословил животину, а после могуче устремился вверх по склону.
Келтия приблизился к Патси, но Мак Канн смутился. Его только что поцеловал мужчина, а потому он оборонительно раскурил трубку и изо рта ее не выпускал.
— Уходишь? — спросил он Келтию, дымя, как печная труба.
— Ухожу, — тихо ответил Келтия.
Патси вынул трубку изо рта и вложил ее серафиму в руку.
— Вот, — сказал он, — затянись напоследок, облегчи сердце.
Келтия принял трубку, затянулся — и это воистину облегчило ему сердце.
— Дам тебе лопату из повозки, продолжил Пат-си, — бо предстоит вам выкапывать ваше добро. Держи, и не важно, потеряется она или нет.
— Стало быть, прощай, — сказал Келтия, вскидывая лопату на плечо и возвращая трубку Патси, тот же немедля сунул ее в рот.
Келтия протянул ему руку, Мак Канн вложил в нее свою.
Пока жали они друг другу руки, Патси настигло раскаяние — он отвел серафима на несколько шагов.
— Слушай! — сказал он. — Я тебя надурил, когда вытаскивал деньги из карманов, чтоб выкинуть.
— Так? — отозвался Келтия.
— Одну золотую монетку я выпустил из пальцев, и она прямо сейчас лежит у меня на дне кармана, но я ее выкину, господин хороший, если велишь.
Келтия глянул на него, и на губах его возникла улыбка великого удовлетворения.
— На твоем месте, — произнес он, — я б ее приберег.
Мак Канн очень торжественно кивнул.
— Приберегу, — рьяно ответил он, — и потрачу.
Келтия затем простился с остальными и двинулся по склону с лопатой наперевес.
Золотая монетка жгла Патси карман. Обратился он к Арту:
— Что ж, юноша! Вот тебе рука моя, пусть сопутствует тебе удача; бросай беготню свою и лазанье по деревьям — и все будет ладно; хорошие у тебя задатки в руках, и это здорово, — и музыка у тебя есть.
— Прощай, — сказал Арт, и они пожали друг другу руки.
Айлин Ни Кули тоже взяла его за руку, а затем они с Патси ушли к повозке и вместе с ослом двинулись вниз по склону.
Мэри стояла перед Артом и не глядела на него; отвернула суровое лицо прочь и смотрела в сторону, где позднее солнце дремало в золоте на кручах. Протянула ему руку.
Он взял ее руку в обе свои; поднес к лицу, прижался к ней губами.
Выронил и отступил на шаг, глядя на Мэри; буйно всплеснул руками, развернулся и бросился бегом за своими товарищами.
Так и не поговорили друг с дружкой.
Почти у вершины Арт догнал Финана и Келтию, и двинулись они дальше вместе.
Чуть погодя добрались до того места на дороге, где уснули в первую ночь на Земле и где солнечным утром съели свою первую трапезу. В нескольких шагах увидели дерево.
Келтия копал, пока не показались мешки. Вытянул он их из глины, развязал, и ангелы разобрали из общей путаницы свои пожитки.
Финан был поспешен и задумчив. Облачился стремительно, Келтия тоже вскоре переоделся. А вот Арт сидел на земле и перебирал свое убранство — казалось, полностью погрузился он в созерцание травы рядом с собой.
Финан был готов. Выпрямился — царственная фигура в переливающихся пурпуром складках. Великий венец на голове, закрытый сверху; на плече цепь из тяжкого золота, а на груди — широкая пластина золота ослепительного.
Глянул на остальных и кивнул, после чего взмыл, на высоте в сто футов солнце зажглось у него на крыльях, и стал он похож на радугу.
Вот и Келтия был готов — встал в золотом одеянье, прекрасно изукрашенном чеканным серебром. Вновь оглядел дремотный пейзаж, улыбнулся Арту; прыгнул и устремился ввысь ослепительным блеском.