Даже у Элли не нашлось хотя бы слова ему в утешение. Он все надеялся, что наконец-то она скажет: "Знаете, мистер Томпсон, а я вспомнила - я действительно все успела увидеть, когда вышла из-за дома. Это не ложь. Так что вы, мистер Томпсон, не беспокойтесь". Однако день за днем они катили по дороге в молчании - дни укорачивались, клонясь к осени, но сушь и зной держались прежние, - коляску трясло на ухабах, и Элли ничего не говорила; их уже трепет охватывал при виде каждого нового дома и людей, живущих в нем, все дома теперь были на одно лицо, и люди тоже - будь они старожилы или новые соседи - слушали мистера Томпсона с одним и тем же выражением, когда он объяснял, зачем приехал, и заводил свой рассказ. Глаза у них становились такие, словно кто-нибудь прищемил им пальцами сзади глазное яблоко, - глаза прятались внутрь, меркли. Иные, надев на лицо деланную, застывшую улыбку, старались держаться приветливо: "Да, мистер Томпсон, представляем, каково вам должно быть сейчас. А для вас как ужасно, миссис Томпсон. Да, знаете ли, я уж и сам прихожу к тому, что иначе как силой себя не оборонишь. Ну разумеется, мы вам верим, мистер Томпсон, с какой бы стати мы вздумали вам не верить? Разве не по закону вас судили, не по справедливости? Само собой, вы поступили правильно, мистер Томпсон, мы тоже так считаем".
Мистер Томпсон был совершенно уверен, что они считают не так. Он порой задыхался, до того самый воздух вокруг него был насыщен их укоризной, он пробивался сквозь нее, сжав кулаки, весь в испарине, поддавал силы голосу, но в глотке першило от пыли, и наконец уже просто срывался на рык: "Жена не даст мне соврать, вы ее знаете, она была при этом, она все видела и слышала - спросите ее, коли не верите мне!" - и миссис Томпсон, с дрожащим подбородком, крепко, до боли, сплетя пальцы, безотказно говорила: "Да, правда, так оно и было..."
Сегодня, заключил мистер Томпсон, чаша переполнилась. Они подъехали к усадьбе Тома Олбрайта, и Том - старинный Эллин воздыхатель, не он ли как-то обхаживал Элли целое лето - вышел им навстречу с непокрытой головой и остановил их, когда они собрались выйти из коляски. В замешательстве глядя куда-то мимо, он с озабоченным лицом сообщил, что, к сожалению, не может позвать их к себе, так как к ним нагрянула женина сестра с целым выводком детишек, в доме полный разгром и тарарам. "Думали как-нибудь сами выбраться к вам, - сказал мистер Олбрайт, отступая назад и стараясь показать, как ему некогда, - да прорва навалилась дел в последнее время". Им, естественно, оставалось сказать: "Да нет, мы просто проезжали мимо" - и проехать мимо.
- Олбрайты, - заметила миссис Томпсон, - всегда были друзьями до первой беды.
- Да, у этих, точно, своя рубашка ближе к телу, - отозвался мистер Томпсон.
Что, однако же, послужило им обоим слабым утешением. Наконец миссис Томпсон не выдержала.
- Поехали домой, - сказала она. - Довольно мы наездились, и старый Джим устал, хочет пить. Мистер Томпсон сказал:
- Может, кстати завернуть к Маклелланам, коль скоро мы уже очутились поблизости.
Завернули. Спросили патлатого мальчонку, дома ли мама с папой. Их хотел бы повидать мистер Томпсон. Мальчонка постоял, разинув рот и тараща глаза, потом сорвался с места и понесся в дом, вопя:
- Папка, мамка, идите сюда! Вас дяденька спрашивает, какой тюкнул мистера Хэтча!
Мужчина вышел к ним в носках, одна подтяжка на плече, другая оборвалась и болтается.
- Вылезайте, мистер Томпсон, заходите, - сказал он. - Старуха выползет сей момент, у ней постирушка.
Миссис Томпсон ощупью сошла с подножки и села в сломанную качалку на крыльце, где половицы прогибались под ногами. Женщина, босая, в ситцевом цветастом капоте, примостилась на краешке крыльца; землистое, толстое ее лицо выдавало огромное любопытство. Мистер Томпсон