Студитский поехал с конвоем из двенадцати казаков; конвоем командовал урядник барон Л — н. До Бендессена этот маленький отряд добрался благополучно, но здесь, повернув в долину, увидел несколько текинцев. Покойный Студитский, человек пылко храбрый, немедленно порешил напасть на них, но намерение это не могло быть приведено в исполнение, так как появились текинцы в числе около 300 человек. Казаки спешились, взвели лошадей на пригорок и залегли за камнями; позиция была не из хороших, но выбирать не было времени, оставаться же на открытом месте было равносильно немедленной гибели. Текинцы смело подошли на очень близкую дистанцию и были встречены дружным залпом, что сразу убавило у них храбрости. Тогда началось баснословное дело — борьба 12 с 300.
Текинцы начали заходить во фланг, и перестрелка уже началась на расстоянии нескольких десятков шагов, причем обе стороны использовали валуны как укрытия. Для того, чтобы читатель лучше понял условия боя, он должен себе представить цепь утесов, перед которой, шагах в ста расстояния, тянется небольшая цепь каменистых холмов.
Студитский со своими казаками засел с наружной стороны вершины одного из этих холмов, то есть со стороны, обращенной к долине; текинцы же пробрались в промежуток между главной цепью и холмами и заняли позицию по внутреннюю сторону, так что враги были разделены только вершиной холма. Большинство текинцев было вооружено бердановскими винтовками, отбитыми у нас при штурме Геок-Тепе в несчастную экспедицию 1879 года, в так называемую экспедицию трех гениальных сиятельных вождей: графа Берга, князя Долгорукова и князя Витгенштейна.
Наиболее смелые текинцы подползали на несколько шагов и падали жертвами своей смелости. Один был убит на таком близком расстоянии, что казак, протянув руку, взял ружье, оказавшееся нашей берданкой с вновь сделанной ложей, украшенной серебром. Этот неравный, невозможный бой продолжался с 9 часов утра до 4 вечера, причем замечательнее всего то, что текинцы не решались броситься в шашки, что было бы неминуемой гибелью для наших храбрецов.
Студитский стрелял из револьвера, а потом из отбитой винтовки и при всяком удачном выстреле произносил энергическое словцо. Казаки, по их собственным словам, останавливали его, а равно не советовали высовываться; причем они мне сами говорили, что приписывают его смерть главным образом его невоздержанному языку. Надо знать религиозность казаков и вообще солдат. Они во время боя настолько же скромны в выражениях, насколько грубы и нескромны в обычной жизни; они считают громаднейшим грехом в деле браниться, боясь предстать на страшный суд с оскверненными устами, и человек, бранящийся в бою, по их мнению, наверняка становится жертвой пули. Привожу подлинные слова одного из казаков, рассказывавшего мне на самом месте смерти Студитского весь ход этого геройского дела.
«Убили их б-дие господина дохтура потому, что они ругались. Статочное ли дело в бою сквернословить? А они, как выпалят из ливолвера, увидят, что попали, сейчас в ладоши хлопают и говорят: а, так, говорят, тебя такого-сякого и надо. Мы им, ваше б-дие, говорили, что, мол, ваше б-дие, нехорошо ругаться, а они все… и потом совсем бесстрашные — высовываются поминутно из-за камня, одна проклятая и зацепила им ухо; они это отерли кровь и говорят: пустяк, плохо, брат, прицелился! Постреляли они еще, и стало им отселева стрелять неловко (указывает на большой камень, весь испещренный свинцовыми блестками — следами ударявшихся пуль), захотели они перейдтить на другое место и только это приподнялись, как пальнет один оттудова (казак показывает на валун шагов в 20–25, где лежал выстреливший текинец). Они схватились за бок, упали и говорят: «Прощайте, братцы, кланяйтесь жене». Пошла у них ртом кровь и померли. Вот и кровь их, ваше б-дие». — И казак указал на большое темное пятно на камне и, сняв папаху, набожно перекрестился.
Замечателен также факт, что один казак с раздробленной нижней челюстью продолжал стрелять. Полученная им вторая рана в бедро не заставила его выпустить ружья из рук, пока пуля не попала в грудь; тогда он перевернулся на спину, перекрестился и отдал Богу свою мужественную, преданную отечеству душу. Велик русский человек в своей вере и умеет так умирать, как ни один другой народ!
Со смертью Студитского казаки почувствовали на половину уменьшение энергии. Барон Л — н, плохо говорящий по-русски, не мог их воодушевить, да и по своему характеру не мог быть начальником этой горсти храбрецов. К счастью оставшихся в живых, в пятом часу показалась рота, шедшая из Ходжа-Калы в Бами или наооборот — не помню уже теперь. Текинцы, не ожидавшие подобного сюрприза, обратились в бегство, но не настолько быстро, чтобы не успеть получить от роты приветствия в виде залпа.