И еще одно: дочь обещает, что когда совсем вырастет, то купит нам с матерью домик где–нибудь на теплом побережье, может, это действительно произойдет и в моей коллекции появится лучший, хотя и последний экземпляр.
8. Про обваренную ногу и груди Мальвины
Когда я поступил на первый курс университета, то у меня появился друг по имени Даманский.
Точнее, он так себя называл, имя/фамилия у него были другие, но быть Даманским ему нравилось больше — якобы, он там служил, на этом острове.
http://www.hrono.ru/sobyt/1900sob/:
«Даманский — советско–китайский пограничный конфликт 1969 года из–за острова на реке Уссури (длиной около 1700 м и шириной 500 м), в районе которого 2 и 15 марта 1969 г. произошли бои между советскими и китайскими войсками. В ночь на 2 марта 1969 г. 300 китайских военнослужащих скрытно заняли Даманский и оборудовали там замаскированные огневые точки…»
Далее подробно расписано, как происходили все эти события, включая применение «ракетных установок «град», удар которых решил исход сражения. Значительная часть китайских солдат на Даманском (более 700 чел.) была уничтожена огненным шквалом…», но про моего приятеля нет ни строчки.
И ни строчки нет про то, что в эти самые мартовские дни китайское радио каждый день начинало свои программы такими словами:
«Доброе утро, жители города Владивостока, временно оккупированного Советскими войсками!»
Жители города Владивостока нервничали. Самолетные билеты из касс пропали, как пропали и железнодорожные.
Наверное, единственной, кто даже не помышлял бежать в кассы, была моя матушка.
Все равно мы никуда не могли поехать в эти дни — как раз перед восьмым марта я обварил ногу.
Мне велели купить и вскипятить молоко, я его купил — как сейчас помню, два литра.
И поставил кипятить.
В стеклянной прозрачной жаропрочной кастрюльке. Или жароустойчивой?
В общем, хрень такая из специального стекла.
Молоко закипело, начала подниматься пенка.
Я снял кастрюльку с плиты и поставил на стол, не заметив, что он был мокрым — наверное, я что–то пролил и не затер, бывает.
Под кастрюлькой что–то зашипело.
Я поднял ее и вдруг она распалась на две части.
Левая половинка была в моей левой руке, правая — в правой.
А практически кипящее молоко хлынуло мне на ногу.
На одну.
Правую.
И не просто на ногу — почти в промежность.
Чуть–чуть левее и…
КОШМАР!
Между прочим, молоко закипает больше, чем при 100 градусах Цельсия.
То ли при 102, то ли — 105…
Как потом оказалось, у меня было обожжено 27 квадратных сантиметров кожи, но тогда я об этом и не подумал.
Я швырнул кастрюльку на пол и заорал.
Дома никого не было, даже соседки.
Но был телефон, по которому я позвонил своему другу.
— Я обжег ногу! — провопил я в трубку.
— Чем? — заинтересовался тот.
— Молоком! — продолжал орать я.
— Тебе надо к врачу! — сказал друг.
— Вызови мне «скорую»! — проорал я в ответ.
— А ты сам? — удивленно спросил он.
— У меня нога… — ответил я в том же регистре.
«Скорая» приехала через полчаса.
Предположим, что через полчаса.
Где–то через тридцать минут приехала «скорая» и увезла меня в больницу.
Когда же я вернулся домой, то мать с отчимом все еще отмечали грядущий день восьмого марта.
Соседки тоже не было, я проволокся на одной ноге — вторая, намазанная жутко вонючей мазью, была запелената в немыслимую кипу бинтов — до комнаты родителей, включил на полную мощность радиолу, именуемую «Ригондой», и в состоянии тупой и неприглядной прострации начал слушать болгарскую пластинку с песней некоего Эмиля Димитрова
«О, бэйби, бэйби, бала–бала!».
Музыка вопила так громко, что я не заметил, как пришли родители.
— Вот он, музыку слушает! — раздраженно сказал отчим матери.
Наверное, они ругались, так что он был всем недоволен.
— Сделай потише! — приказала мне мать.
— Я ногу обварил, кипящим молоком! — равнодушно сказал я и выпростал из–под одеяла запеленатую в ставшие желтыми от мази бинты обваренную ногу.
Мать заплакала.
На следующий день она поехала со мной в больницу на перевязку, а еще через день мне снимали старую кожу — пинцетом, при студентах. Доктор объяснял мне, что и как он делает, а я, чтобы не закричать от боли, гундосил себе под нос песенку «O Hippy, Hippy Shake».