ДО ОМЕРЗЕНИЯ ХОЛОДНО.
Тогда мне и привиделся город, изнывающий от жары, а недели две спустя я понял, кто в нем будет жить и что делать…
Но я бы никогда не смог этого придумать, если бы когда–то не прожил два года в портовом городе на берегу Японского моря.
И не только потому, что Владивосток оказался Обетованной Землей Жвачки, хотя бы потому, что драконы летали по нашему классу, не переставая. Главное, чтобы хоть кто–то в семье ходил в море, или у кого–то были знакомые, которые ходили в море, или, на крайний случай, работали в порту, а такие были у всех, даже мой отчим работал на каком–то «морском» заводе инженером по технике безопасности — до этого он был журналистом, потом отсидел за гомосексуализм, потом не знаю, что, а вот когда мы встретились, то он работал на упомянутом заводе и еще не знал, что через два года уедет в Москву, защит диссертацию по театральному критику Кугелю и останется в столице до конца жизни.
А может, и знал, но мне не говорил.
Во Владивостоке ни мать, ни отчим мне вообще ничего такого не говорили, поэтому я и стал там самим собой.
А не только из–за того, что там было много драконов с именем «Жевательная резинка».
ТАМ ВООБЩЕ БЫЛО МНОГО ЧЕГО…
Например, по улицам ходили цветные люди.
Это значит — ярко, разноцветно одетые.
Откуда я приехал все были или черные, или серые.
А здесь — в цвета радуги.
На них было приятно смотреть и хотелось быть похожим.
Иметь куртку в широкую полоску, одна — красная, другая — синяя, третья — предположим, зеленая.
Я ведь не помню, как это выглядело на самом деле, наверное, у меня просто временной дальтонизм.
Хотя когда у меня появилась настоящая японская куртка, то она была темно–болотного цвета.
Я ей очень гордился. Мне казалось, что в такой должен был ходить сам Джеймс Бонд!
Я ведь не видел ни одного фильма, зато:
МНЕ РАССКАЗЫВАЛИ ПРО НИХ ТЕ, КТО ВИДЕЛ,
например, одноклассник отчима, который тоже ходил в море — метеорологом на научном судне.
Когда мы познакомились, он как раз вернулся из рейса, где то ли в Сингапуре, то ли в Йокагаме, а может, еще каком восточном портовом городе, смотрел «Жизнь дается дважды».
«YOU ONLY LIVE TWICE», естественно, что с Шоном О’Коннери.
Этот одноклассник отчима вообще сыграл в моей жизни немаловажную роль, выступив своеобразном проводником в несуществующий вообще–то мир.
Тогда не существующий.
Мир за той стороной занавеса.
Я шел по вечерним улицам закрытого портового города и мечтал, что залезу в трюм какого–нибудь парохода и уплыву куда–нибудь за много–много миль.
Несмотря на пограничников, таможенников и агентов спецслужб.
В своей дурацкой куртке, которую Бонд бы никогда не надел.
Но я ведь не знал об этом и вообще плохо представлял, как он выглядит — этот самый Шон О’Коннери.
Зато мне недавно рассказали про это кино, как оно начинается, кто там кого убивает и как.
На удивление, я даже что–то запомнил — когда много лет спустя случайно увидел именно эту серию по НТВ, то сразу признал.
Сначала мы жили в районе порта, потом перебрались к университету, почти в самый центр.
Жить у порта была прикольней — там и ночью что–то грузили, горели прожектора, суда давали отвальные гудки.
Зато в доме возле университета у нас была большая квартира, точнее, две больших комнаты в общей квартире.
И одна из них была моей,
ПЕРВАЯ В ЖИЗНИ СВОЯ КОМНАТА!
В ней можно было закрыться и слушать BEATLES, только проигрыватель стоял в комнате отчима и матери, так что BEATLES я слушал там.
Это все тот одноклассник, ходивший в море — Джеймс Бонд, Beatles, журнал «Playboy» с сисястой блондинкой на обложке.
Случайный номер, принесенный явно не для меня.
Очередной артефакт, вытащенный из небытия.
Инобытия.
Где все ходят в цветных куртках и где, скорее всего, другой воздух.
Не такой удушливый, хотя и во Владивостоке воздух заметно отличался от свердловского.
В нем уже проскальзывала свобода, может, из–за того, что рядом было море.
Если забраться в трюм, то можно свалить к конкретной матери,
MOTHERFUCKER, YO-YO,
и никто тебя не найдет, если, конечно, ты незаметно просидишь так несколько долгих недель. Или даже месяцев. Без жратвы и питья. Поэтому я и не свалил, скорее всего, именно поэтому, хотя думал тогда об этом постоянно.
Сейчас уже не думаю, motherfucker, yo–yo…
Хотя может, это стоило бы сделать.
И добраться так до Йокагамы или Ванкувера.
Сиднея или Сан — Франциско.
Может, тогда жизнь началась бы раньше, на два десятка лет.
Мне очень часто кажется, что они меня обокрали, и именно на эти два десятка лет.
И что если бы я тогда не уехал во Владивосток, то так бы и не проснулся и ничего этого не знал.
Не понимал, не видел, не чувствовал.
Был слепым.
«Мальчик–зима», песня группы Nautilus Pompilius.
В свой последний приезд во Владивосток я тоже там был с рокерами, с мало кому еще на тот момент известной группой Чайф. Город показался мне не просто убогим, а изнахраченным, покрытым плесенью и паутиной, доживающим свои последние то ли годы, то ли уже месяцы.
И шел дождь, постоянно шел дождь.
Первые дни море было бурным, но стояло уже начало июня, скоро распогодилось, временами появлялось солнце и становилось тепло.
Хотя вода все равно была холодной и мы не купались.
Я прошел мимо своей школы, мимо дома, где некогда жил мой самый лучший друг, потом мимо другого дома, где жил когда–то я сам.
Все это было мертвым, оставшимся в другом, исчезнувшем мире.
Уже распавшимся на части и превратившимся в прах.
Точно так же в свое время исчезли и драконы.
Ведь в любой лавчонке можно купить себе жвачку, я много курю, поэтому постоянно жую отбивающий табачный привкус «Орбит Эвкалипт».
Далее следуют три последние фразы:
Дракон оказался повержен… Остались лишь потерявшие волшебство, почему–то ослепительно–белые зубы. В расфасовке по 10 штук, средняя цена — 8 рублей за упаковку…
7. Про моря
Где–то пару лет назад я вдруг понял, что всю жизнь совершенно неосознанно коллекционировал моря.
Как другие — бабочек, пустые бутылки, солдатиков или женские трусики.
Бабочек я тоже какое–то время собирал, пока мне в руки не попался один из романов Набокова, и я понял, что собирать бабочек после него писателю нельзя.
Некомильфотно это, хотя можно сказать и по–другому:
ЗАПАДЛО!
Но когда мне в руки попался тот, первый в моей жизни, роман Набокова, то собирание морей шло уже полным ходом.
Сейчас я понимаю, что занятие это абсолютно метафизическое, даже если морскую воду набрать в заранее припасенную бутылку и потом хорошенечко запечатать пробкой, то это будет всего лишь украшение интерьера стеклотарой со странным содержанием внутри, а никак не гордое обладание несметными богатствами, которые любой, уважающий себя коллекционер время от времени стремится продемонстрировать окружающим.
Если ты собираешь моря, то их нельзя демонстрировать.
Они не для этого.
Их можно любить, их стоит бояться, о них положено думать и вспоминать.
А еще на них предпочтительно жить — где–нибудь в маленьком прибрежном городке или в городе большом и портовом.
НАПРИМЕР — В БАРСЕЛОНЕ.
Сейчас в моей коллекции 10 морей.
Круглая цифра.
Начну с первого.
Черное море.
Говорят, что я впервые побывал на нем в три года — с дедушкой и бабушкой, в Евпатории.
Но только я об этом ничего не помню.
Зато помню свой второй визит на это самое Черное море — уже в десять лет, с матушкой. Под Карадаг, в район Планерского. Место, где мы остановились, называлось «Крымское приморье», надо было сбегать под гору, мимо затрапезных местных виноградников. И вскоре начинался пляж.