– Черт возьми! – вскричал Те Киоре, резко прерывая свой боевой танец. – Это вам уже не пиратские пульки, клянусь! Тут уже фунтов восемнадцать, да их было два! Клянусь! Быть мне иначе papa te paka he![125]
– Это с парохода! – хрипло воскликнул Уолан.
Капитан мрачно кивнул, бросил взгляд на компас и отдал боцману какую-то краткую команду. Тот повернул штурвал на полный оборот, и грохот остался позади, его сразу поглотил туман.
Теперь мы шли на восток, туман, казалось, никогда не кончится. То ли он покрывал собой необычно широкое пространство, то ли он двигался вместе с нами. Мне не нравилось ни то, ни другое. Мы с Джеки ушли спать, и, несмотря на некоторые признаки восстановившихся отношений, имевшие место в узком коридоре, каждый отправился в свою каюту. Мы устали, как собаки, и во многом были не уверены – больше всего в самих себе.
Однако ни один из нас не мог как следует заснуть, и часов через пять я отчего-то пробудился: может быть, наша паровая машина стала работать как-то иначе. Казалось, она шумит гораздо тише, и хотя под палубами и всегда было душно, сейчас моя каюта напоминала прачечную. Я наскоро оделся и, протирая глаза, выполз на палубу. Оказалось, что туман стал ещё гуще, а палуба выглядела как место кровавой бойни, прямо на ней валялись, словно трупы, выбившиеся из сил матросы. Капитан и Те Киоре взволнованно обсуждали что-то на корме, и даже Шимп проявлял к происходящему некоторый интерес. Из главного люка к борту тянулся длинный шланг, пульсировавший по мере того, как по нему качали воду. Снизу поднимались клубы пара.
– Что случилось? – спросил я.
– Да пропади всё пропадом! – резко ответил Те Киоре. – И этот пар тоже! Мы шли медленно, на коксе, тимберсы перегреваются, кочегары валятся с ног от усталости, а котел течет, как ржавая овечья поилка. Давления только и хватает на то, чтобы колеса вертелись по инерции. А ты вовремя явился, пора пить кофе, присаживайся. – Он задумчиво почесал себе зад. – Да и конечно, ещё эта милая мелочь – туман. Он уберег нас от беды, но сам стал опасным, смотри, какой густой. Нипочем не угадать, где мы находимся, – ни одной зацепки. Вот бы нам сюда этого твоего друга штурмана!
– Ты же сам, по-моему, обладаешь даром определять направление? – задал я бестактный вопрос.
Гигант злобно зыркнул на меня и тут же сник.
– Да, конечно. Я в этом разбираюсь, что верно, то верно. К тому же у меня есть интуиция. Когда точно ничего не известно, как сейчас, без неё не обойтись. Но дайте мне ориентир, дайте мне для начала хотя бы кусочек суши, и я доставлю вас, куда надо. А сейчас… – Те Киоре залпом выпил кофе и снова наполнил чашку. – Мы не там, куда хотели попасть, это ясно, но какой курс нас вывезет… – Те Киоре озабоченно пожал плечами. – Только не падай духом! Я чую, приближается ветер, вряд ли я ошибаюсь. А тогда мы, может быть, что-нибудь и увидим.
– Прекрасно, – это было все, что я сумел из себя выжать.
Кофе пах мокрым брезентом. И воздух тоже. Других запахов я не ощущал… Я глядел на окружавшую нас воду, но и её почти не было видно.
– А может быть, напоремся на мель и окажемся в Шангри-Ла [126], – тяжеловесно пошутил я.
– Это уже будут чудеса навигации, – сухо проговорила Джеки у меня за спиной. – Шангри-Ла находится на горе, неужели не помнишь?
– Если все будет, как сейчас, то я ничему не удивлюсь. – Я показал рукой на воду, вернее, на то, что удавалось разглядеть. – Смотри сама. За двадцать ярдов от борта уже ничего не видно, а завеса эта может быть бесконечна. Возможно, так и есть.
– Я знаю. Спираль. Почему её так называют?
– Не все. Некоторые философы называют её «Колесом», а Сердцевину – «Втулкой». Вращающееся Колесо. Я слышал, что об этом говорят ещё как о сферах. Концентрических. В центре – Сердцевина, для всех сфер она является сердцем, но чем дальше от неё уходишь, тем более отдаленной и расплывчатой она становится. Или, в других версиях, чем ближе к ней подходишь. Так и двигаешься, пока не попадаешь в сферу абсолютов, не достигаешь Края или чего-то вроде этого, но прежде с тобой самим произойдут существенные изменения. Никогда не слышал, чтобы кто-то достиг пределов этого Колеса, во всяком случае никто оттуда не возвращался. Но, похоже, все точки зрения сходятся на идее такого движения. Спираль не является статичной. Чем больше двигаешься по ней, тем больше шансов, что тебя не затянет назад, в Сердцевину. – Я вздохнул. – Временами меня такое вполне устраивало.
Джеки обняла меня за плечи. На меня пахнуло теплым ароматом, заставившим забыть об окружающей промозглости. Это был запах сна, запах женщины, только что вставшей с постели. Моих волос коснулось легкое прохладное дуновение; похоже, Те Киоре был прав.
– Ты простудишься, – сказал я.
– Ты тоже.
– Не думаю. Во всяком случае не там, куда я собираюсь. Те Киоре, ты сказал, кочегары выбились из сил?
– Да, они там совсем зажарились. А что, хочешь предложить ещё парочку рук?
– Больше ничего полезного предложить не могу.
– И я тоже. Слоняюсь тут без дела. А чувствуете, подуло?
Теперь уже сомнений не было – поднимался ветер, довольно сильный. Это сразу стало ясно по туману. Сначала ветер закрутил его, словно размешал в кастрюле, потом начал вычерпывать огромными пригоршнями, как бы вытягивая его из воды, отчего по спокойной поверхности разбегалась мелкая трепещущая рябь. Внезапный порыв ветра наполнил обвисший парус, послышался легкий, подстегивающий удар, корабль вздрогнул, и сонный боцман чертыхнулся, так как штурвал дернулся у него под руками, проявив первые признаки жизни за несколько часов. Я бросился помогать боцману, и вместе мы накинули тяжелые канатные петли на рукоять руля, чтобы удержать его в нужном положении. Боцман усмехнулся, показав подпиленные зубы, и принюхался к ветру.
– Aduh![127] Свежий ветер! Ишь, как зашатало нас, как пьяного слона!
– Прекрасный образ! Уж не собираешься ли ты заняться пиаром!
Внезапно посветлевший воздух никого не оставил равнодушным. Только Шимп, казалось, не проявил к ветру никакого интереса, хотя и не вернулся к своим размышлениям. Он внимательно смотрел за борт, как будто что-то слышал. И капитан, начав было раскуривать свою сигару, вдруг остановился, склонил голову набок и тоже прислушался. Он бросил на меня встревоженный взгляд.
– Вы слышите? Как будто барабаны. Медленный стук?
– Сейчас, когда вы об этом сказали…
Едва различимый барабанный бой раздавался где-то вдали, глубокий, еле слышный, медленные гулкие удары, усиливавшиеся шумом самого океана. Джеки тоже прислушалась, кивнула. Почти инстинктивно она снова придвинулась ко мне и взяла меня за руку.
– Неужели? – воскликнул я. – Подождите, но… Это что… прибой?
– Ну да, – ответил Те Киоре. – Так я и думал.
– Какой гулкий… Но я не слышу шипения, как бывает на берегу.
– Да, а это значит, что волны разбиваются о риф.
Некоторое время мы молчали, спинами ощущая сильные порывы ветра, и вдруг туман сделался прозрачным. Белые стены за нами рухнули, и шхуна, качнувшись, радостно подчинилась первой же набежавшей волне.
Те Киоре присвистнул; Батанг Сен откусил кончик сигары и отчаянно закашлялся. А мы с Джеки схватились друг за друга, ища поддержки. Прямо перед нами неожиданно возникла земля, как будто за минуту до этого она вынырнула из морской пучины. Она предстала перед нами, словно предостерегающий часовой, опасно огромная и опасно близкая.
Когда туман рассеялся, шум бурунов внезапно приблизился; их уже было видно – белую полосу между кораблем и неожиданно, как последний Левиафан, возникшим впереди островом. Из этой полосы разлетались во все стороны клочья пены. Батанг Сен пролаял какую-то команду, боцман стянул с руля канаты. Сильный, порывистый ветер не позволял уверенно управлять кораблем, и его несло прямо на рифы. Пока корабль рыскал туда-сюда, искаженная туманом перспектива гор перед нами исчезла, потом, довольно медленно, стала возникать снова. Процедив сквозь зубы целую серию ругательств, боцман с натугой повернул руль.
126
Шангри-Ла – рай в тибетской долине, утопическая страна из романа английского писателя Джеймса Хилтона (1900—1954) «До свидания, мистер Чипс» (1934).