– Я и не хочу оставаться! – Он сбросил мою руку достаточно осторожно, но его прикосновение словно ужалило меня, при этом он так злобно оскалился, что все, кто стоял рядом, поспешно попятились. Он повернулся к нам, в его глазах пылало бешенство, спина напряглась. Он выпрямился, расправил плечи и стал почти с меня ростом. – Я… я должен выяснить, в чем дело. Что-то притягивает меня, как канатом. Что-то настойчиво твердит, что я здесь нужен. Что у меня есть обязанности, которые надо выполнить, anders die erg belangrijk ist… [135]
Чем больше он волновался, тем заметнее становился его акцент, так что я уже плохо понимал, что он говорит.
– Что ты хочешь сказать? Что может быть более важным? О чем ты? Здесь опасно, вот что самое важное!
Шимп презрительно покачал головой и отвернулся. Я схватил его за плечо.
– Черт возьми! – воскликнул я. – Ты что, не понял? К черту твои belangrijk и gevaarlijk [136], идиот!
Шимп неловко замахнулся на меня. И если бы удар достиг цели, как тогда в поезде, мне пришлось бы плохо, однако сейчас, хотя замах и был мощным, я легко увернулся.
– Laat me met rust! [137] – прорычал он и стиснул зубы. – Я должен добраться до причины всего этого… – Тяжело дыша, он мрачно оглядел нас, прижав подбородок к бочкообразной груди и обнажив острые зубы. Его и без того злобная физиономия стала поистине жуткой… Матросы в страхе стали отступать по тропе. Передо мной мелькнул образ Ле Стрижа, но я не сдался.
– Мы не можем оставить тебя здесь одного! Да что это на тебя нашло, Шимп? На тебя это не похоже!
Он что-то неразборчиво прорычал и снова замахнулся. Затем жестом показал, чтобы мы убирались, повернулся и, тяжело ступая, пошел по тропе, по которой мы пришли, продолжая бормотать:
– На горе… misschien… [138]
– Шимп! – завопил я. – Ну хотя бы возьми меня с собой! Я же твой должник! И ты завел нас сюда…
Внезапно Шимп резко обернулся, я даже подумал, что сейчас он набросится на меня. Его узкие глаза округлились, он смотрел в сторону.
– Тебя, – усмехнулся он. – Нет! Ты… не пойдешь! – Он уставился на Джеки. – Может, мне понадобится… поговорить…
– Какого черта! – взорвался я.
Не обращая на меня внимания, он, тяжело ступая, направился к Джеки. Она отпрянула, но он неожиданно далеко вытянул руку, и его огромная ладонь сомкнулась на её руке. Чуть ли не впервые за все то время, что я знал её, Джеки истошно завизжала. Я подскочил к Шимпу, но он так зарычал на меня, что я на мгновение застыл. И тут он с презрением ударил меня тыльной стороной ладони. На этот раз удар достиг цели.
Если бы он попал мне по шее, то, без сомнения, убил бы меня. Но кулак его угодил мне в грудь, я свалился прямо в груду костей и растянулся среди них, задыхаясь и шаря руками в поисках опоры, чтобы подняться и выхватить меч на случай, если Шимп снова нападет. Но вместо этого он вдруг, крепко ухватив Джеки за руки, бросился бежать, и все её отчаянное сопротивление было напрасно – её словно увлек за собой табун диких лошадей. Те Киоре нерешительно двинулся было следом, а остальные, потрясенные, потеряв дар речи, даже не тронулись с места. Шимп нырнул в джунгли, помчался по тропе и тотчас исчез из виду, ломая на пути сучья и ветки.
Я схватился за какой-то камень, чтобы подняться, но тот перевернулся в траве. Это оказался череп, совершенно обглоданный, возможно лошадиный, а может быть, и какого-то зверя покрупней. Над глазницей я увидел аккуратное круглое отверстие, а под нижней челюстью все было разворочено. Сомнений не оставалось – это были входное и выходное отверстия пули, попавшей в мозг.
С минуту я смотрел на череп, потом в ужасе перевел глаза на уходящую вдаль тропу.
– Его надо остановить! – закричал я. – Если он заберется на вершину горы, с ним не справится и целая армия!
Те Киоре удивленно посмотрел на меня.
– Ты что, знаешь, куда он направился?
Его удивление было столь искренним, что я и сам с трудом осознал, что значило мое предостережение, что за ним крылось. И только тогда я постиг весь ужас происходящего.
– Уходите! – крикнул я. – Убирайтесь! Возвращайтесь в деревню! Здесь… Господи! Здесь опасно! Куда опаснее, чем вы можете себе представить!
Разумеется, все, не двигаясь с места, таращились на меня, раскрыв рты. Я неловко встал на ноги, грудь у меня горела как в огне.
– Я пойду за ними. Вы что, не слышите меня, сукины дети? Уходите за стену и ждите там! Бегите со всех ног!
Я ринулся вслед за Шимпом.
С тех пор как я вышел из бойскаутского возраста, мне не приходилось бегать по следу, но не требовалось большого ума, чтобы найти его следы. Тяжело ступая, он оставлял глубокие отпечатки, тотчас заполнившиеся липкой грязью. Он двигался, как обезумевшая сенокосилка, не разбирая дороги, через мелкий, кустарник, по папоротникам, сквозь нависающие над тропой лианы – они бичевали его, как кнуты. То ли у него была необычайно толстая кожа, то ли ему было наплевать на боль, но я замечал на листьях капельки крови и молил Бога, чтобы это не была кровь Джеки. То тут, то там я отчетливо видел и её следы, оставшиеся на влажной, мягкой земле, и слышал, как она кричит где-то вдалеке. Это даже слегка подбадривало, – если человек визжит, значит, он жив. Но если я прав, а в теперешнем моем состоянии я ни в чем не мог быть уверен, очень скоро мне придется спасать её. Потому что Шимпа в самое ближайшее время поджидают самые серьезные неприятности. И он наверняка не в силах будет с ними справиться.
Поднявшись на возвышенность, я увидел их обоих в небольшой речке, протекавшей внизу. Шимп тащил Джеки, теперь уже почти нес её на руках, а она лягалась, била его кулаком по голове и плечам, хлестала какой-то веткой, – в общем отбивалась как могла. Курсы самообороны могли бы ею гордиться – обычного насильника она давно бы нокаутировала; но, насколько я мог видеть, на Шимпа её сопротивление не производило никакого впечатления. Джеки хваталась за кусты и ветки, пытаясь на них повиснуть; Шимп немного замедлял бег, но без всяких усилий отрывал и тащил её дальше. Мне пришло в голову, когда я, задыхаясь, бежал за ним, что он наверняка не подозревает о погоне, но, если бы и догадывался, едва ли встревожился бы. Он убегал не от меня, он вообще ни от кого не убегал. Он бежал, потому что это было для него привычно или потому, что именно этого от него ждали.
Они боролись в дальнем конце долины, а я только добежал до речки и, поднимая тучи брызг, стал перебираться через нее. Казалось, шум в ушах, биение крови в висках и хриплое дыхание были музыкой, гнавшей меня вперед. Но Шимп и Джеки уже почти добрались до вершины, где предстояло перейти через перевал. Дальше деревья снова угрожающе нависали над тропой. Там они были ещё гуще, чем здесь, эту чащу пронизывали призрачные полосы тумана. Шимп добежал до вершины, какое-то время поборолся с Джеки, а потом, подняв её, отчаянно отбивающуюся, одолел перевал и пропал из виду.
Вскоре я тоже достиг вершины, где земля, казалось, уходила из-под ног, а мелкие камешки сыпалась по склону вниз, – где царила сплошная серая мгла. Деревья здесь были даже выше, чем мне показалось, они росли на крутом склоне, ведущем в неглубокую долину между горными отрогами. Долина тонула в густом тумане. За деревьями призрачно поблескивала вода, воздух был тяжелый, влажный, отвратительно пахло болотом. Память подтолкнула меня к действиям. Я пустился вниз по предательской, неизвестно куда ведущей тропе, и мрак немедленно окутал меня. Здесь все так и дышало опасностью. За деревьями, как я и ожидал, потянулось ровное, заросшее тростниками болото, заваленное стволами упавших деревьев, сырыми и липкими, а ещё дальше виднелось что-то похожее на озеро, зеркально гладкое, спокойное и неподвижное, если не считать блуждающих огоньков, вспыхивающих то тут, то там. Куда направился Шимп? Я слышал, как кричит Джеки, но в густом тумане не мог определить, где именно. Набрав в грудь побольше воздуха и стараясь не задохнуться, я прокричал:
– Джеки! Задержи его! Задержи! Хотя бы ещё на минуту!