– Фома Игнатьевич, – сказал Недошивин, возвращаясь на вежливый тон, – я расскажу вам о вашем призвании. Заметьте, я мог бы этого не делать. Но вы мне симпатичны. Вы ведь Тенишевское закончили? А мой батюшка с вашим директором в дружбе состоял. Так что мы с вами одного поля ягоды. Отец мой и папашу вашего, если не ошибаюсь, знал. Впрочем, кто же не знал в обеих столицах Игната Халдеева? Кстати, ваш батюшка жив? Умер? Жаль! Но к делу. Я предлагаю вам два варианта и не сомневаюсь, что вы примете правильное решение. Первый: вы, секретный работник НКВД, провели работу по выявлению истинных настроений буржуазной интеллигенции, которая под покровом научной мистики пытается возродить в стране власть поповщины. Правда, вы не согласовали с нами методы вашей работы, но победителей не судят. Не судят, Фома Игнатьевич! Вариант второй: злоупотребив гуманностью советской власти, проявившей к вам неслыханное доверие, вы сами втерлись в доверие к государственным органам и развернули вредительскую деятельность, создав подпольную антисоветскую организацию и занимаясь религиозной пропагандой среди крупнейших ученых. Тем самым вы подорвали мощь нашей науки и нанесли прямой ущерб обороноспособности СССР. Спецслужбы каких зарубежных государств щедро оплачивали вашу подрывную работу, мы очень скоро выясним.
Халдеев потрясенно молчал.
– Что было в письме, болван? – повторил Недошивин.
– Я изложил в нем суть моего эксперимента по вступлению в контакт с элементалиями.
– С кем?!
– С элементалиями. Это первичные элементы потустороннего мира, самые простейшие. Но через контакт с ними мы можем сообщаться с Мировой Волей и предсказывать грядущие события, а возможно, и управлять ими. Я предложил создать государственный оккультно-мистический институт под крылом вашего ведомства.
– Вы бредите, Халдеев!
– Нисколько! – азартно воскликнул арестованный. – В моей помощи вы нуждаетесь не меньше, чем я в вашей.
– В чем же, например?
– Например, в моей способности читать чужие мысли, управлять чужим сознанием. Мои личные связи, наконец…
Недошивин понял, что можно заканчивать допрос.
– Да не волнуйтесь вы так, голубчик! – весело произнес он. – Я действительно мало смыслю в этом предмете, хотя и слышал что-то о гипнозе, о чтении мыслей на расстоянии. Но эти… как вы сказали… элементалии? Для чего они?
– Как вы не понимаете! – возмутился Халдеев. – Если мы сможем управлять Мировой Волей, СССР станет сверхгосударством! Мы создадим новый Мировой Порядок. И не только на Земле… СССР станет центром Вселенной!
– Ну хорошо. Но зачем вы сняли подвал недалеко от нас? Из озорства, что ли?
– Это опыты. Выйти на контакт с элементалиями проще всего через кровь невинных жертв. На кровь невинных жертв слетаются лярвы.
– Как вы сказали?
– На кровь невинных жертв слетаются лярвы. Это одни из элементалий. Они не обладают высшей чистотой нематериальности и нуждаются в подпитке отрицательной энергией. По сути, это вампиры. Но через них мы выйдем на контакт с Мировой Волей и…
– Это я уже слышал, – оборвал его Недошивин. – Но каким образом можно… кровь… и этих… как вы сказали?
– Мы предложим им столько невинной крови, сколько им и не снилось! Мы сделаем это в специально оборудованном помещении, где будет только вход, но не будет выхода. Таким способом мы заманим их в своеобразную ловушку и заставим служить себе.
«Конечно, он сумасшедший», – подумал Недошивин. Но дело зашло слишком далеко, чтобы представить его наверх таким образом. Это будет означать, что секретный отдел несколько лет занимался идиотом.
Он положил перед Халдеевым перо и стопку бумаги.
– Пишите, Фома Игнатьевич. Пишите всё очень подробно. Особенно о вашем разговоре с Алексеем Максимовичем и о письме, которое вы подбросили. Но вот об элементалиях и крови, как вы изволили выразиться, «невинных жертв» лучше ничего не писать.
Он оглянулся на дверь. За дверью находился его помощник.
– Я не сомневаюсь, – одними губами произнес Недошивин, – что Старик ваше письмо уничтожил.
В конце октября Недошивина арестовали.
Дело представили так, будто на первом допросе Фомы Халдеева Недошивин вступил с ним в преступный сговор. Платон Иванович не раз спрашивал себя еще до ареста: зачем он попытался спасти этого полоумного мошенника? Недошивин подписал всё, что ему инкриминировали, не согласившись только на версию покушения на Сталина и дружески посоветовав следователю Рябову не перегибать палку и не ставить коллегию в сложное положение. Ему расхотелось жить. В камере он вспоминал об отце. Как же страдал этот красивый, избалованный комфортной жизнью человек в переполненном подвале ЧК! Как он мучился, он, всегда безукоризненно выбритый и до смешного обожавший свой особый сорт французской туалетной воды! Почему-то больше всего Платона Ивановича терзала мысль, что перед смертью отец не имел возможности поменять нижнее белье.