– Что с вами, друг мой? – осторожно спросил Лев Сергеевич.
– Кажется, вы предлагали выпить водки… – глухо ответил Половинкин, не глядя в его сторону.
Упрашивать Барского было не нужно. Через минуту в руке юноши был пластиковый стакан со «Смирновской». Он опрокинул его залпом, точно стакан воды, и, отказавшись от нехитрой закуски, вновь погрузился в чтение. Барский хмыкнул, пожал плечами и, сильно сморщившись, выпил свою порцию…
– Федор Терентьевич, батюшка! Отпустите Сергея Львовича! Это я ее зарезал!
– Что ты несешь, болван! – сквозь зубы процедил князь, как-то странно глядя на своего дворецкого. – Кого ты можешь зарезать, старый таракан!
Затем князь долго молчал, опустил свою кудрявую голову.
– Довольно, Федя! Не мучай старика. Ольгу Павловну зарезал я.
– Эвон как вышло, – молвил старый урядник, перекрестившись.
Повторный, более тщательный обыск в доме князя оказался успешнее. В кабинете среди груды почерневших от времени и сырости книг нашли стальной стилет английского производства со следами запекшейся крови.
– Это ваша вещь? – официальным тоном спросил Курослепов.
– Вот он где… – равнодушно отозвался князь.
Курослепов приказал всем выйти. Он вновь хотел поговорить с князем наедине.
– Вспоминай, Серж! – говорил он Чернолусскому, с обреченным видом сидевшему в кресле за письменным столом. – Это очень важно для тебя! Одно дело – хладнокровное убийство. И совсем другое – поступок, совершенный под влиянием минуты. Может быть, ты схватил стилет в бешенстве, желая догнать мага? Ты сказал, что стрелял в него, что вышла осечка…
– Не помню, – отвечал Чернолусский. – Я был пьян, и в меня точно бес вселился. Я бегал по парку, куда-то падал. Впрочем, не помню…
– Ты помнишь, как ты увидел Олю?
– Не мучай меня! – попросил князь.
Курослепов с грустью посмотрел на него:
– Бедный Серж! Я предупреждал тебя. Эти «Вавилоны»! Книги! Откуда в тебе, наследнике древнего дворянского рода, нездоровая страсть к эффектам, к декадентщине? Я понимаю – Иванов. Он тупица, невежда, мошенник. Но ты! Мы оба с тобой не веруем в Бога. Но есть игры, в которые нельзя играть, Серж!
– Только теперь я понял это, – согласился князь…
Увы, читатель! Ведь ты догадался, как было дело? Князь продавал из дома последние вещи и картины, но продолжал хранить в своем кабинете богомерзкие книги, о коих праведный Иоанн Кронштадтский сказал, что не токмо читавший, но и прикоснувшийся к ним христианин навеки погиб духовно. Курослепов знал о нездоровом влечении своего друга к черной магии и по мере сил старался его отвадить. Но… увы, увы! Там, где поселился дьявол, добрые слова и мысли бессильны!
Узнав от князя с Ивановым о замысле нового «Вавилона», Федор Терентьевич умолял князя оставить безумную затею, а когда понял, что это невозможно, умыл руки, сказавшись больным. Теперь Курослепов казнил себя за это и даже написал прокурору бумагу с просьбой отстранить от следствия.
Следствие было недолгим… Единственным пробелом оказался сам Вирский, который, вернувшись в Москву, тотчас скрылся за границей. Талдыкин был оправдан вчистую, ибо той ночью он, обезумевший от страха, носился по всему городу, стучался в дома знакомых и незнакомых людей, что и было засвидетельствовано оными. Талдыкин сошел с ума. Его имением распоряжается его родственник, и весьма успешно. Студент Иванов после отъезда Вирского напился вмертвую и напоил веселых девиц. Нет худа без добра! Все три девушки, потрясенные случившимся, покинули заведение госпожи Метелкиной и встали на праведный путь, открыв на паях в городе белошвейную мастерскую. А вот студента Иванова вскоре нашли повесившимся. В кармане его лежала записка бессмысленного содержания, где несколько раз повторялось: «Нет больше сил! Нет больше сил!»
Случившееся той ночью было страшно и отвратительно, как всё, что идет от нечистого. Одержимый бесом, князь схватил со стола острый нож и бросился за Вирским. Но он не сумел догнать коляску. Возвращаясь, князь встретил Ольгу Павловну. Девушка блуждала впотьмах. Испытав муки совести, Чернолусский взялся ее проводить, но она решительно отказалась.
И тогда сатанинская гордость овладела Чернолусским.
– Я противен тебе?! – вскричал он.
– Вы противны мне оба, – тихо отвечала девушка.
– Как смеешь ты сравнивать меня с Бубенцовым, этим ничтожеством! – возмутился князь. – Сию же минуту ты будешь моей!