Юхан Смуул
Полуденный паром
Скромный городок на скрещении больших дорог.
Асфальтовая лента прямого шоссе уходит, сужаясь, далеко на запад, раннее солнце иванова дня отбрасывает остроугольные тени одиноких деревьев и темные полоски телефонных столбов. По асфальту медлительно проскальзывают мягкие, рассеянные отражения облаков. Спокойное, удобное шоссе западной Эстонии среди спокойного, однообразного пейзажа с почти незаметными, как и в эстонском темпераменте, подъемами и спусками.
От пункта с указателем «До Таллина — 80 км.» дорога сворачивает на восток. Она становится чуть извилистее и беспокойнее, на ней появляются железнодорожные переезды, рядом, параллельно ей, шагает линия высокого напряжения, кое-где в полях встречаются рощицы.
Другой же большак, «наш» большак, изгибаясь вытянутым латинским „S", сворачивает отсюда на юго-запад. Эта людская тропа слишком незначительна для того, чтобы министерство дорог выравнивало по линейке ее изгибы и петли, но она все же заслуживает хорошего асфальтового покрытия. Дорогу эту любят лошади, да и рожь охотно склоняется к ней своими колосьями, а возле самой обочины разросся могучий пирамидальный можжевельник. Эта частица пейзажа, эта дорога не усыпляет, не дает скучать, и случается, что она заставляет путника петь.
Городок, где сходятся и расходятся дороги, тих в нынешнее праздничное утро, как только может быть тих в такое утро глухой городок. Какая-то тетка, лениво помахивая хворостиной, выгоняет из хлева большую рыжую корову, со двора вылетают на обочину белые куры, собачка подыскивает столбик, кошка крадется через дорогу.
В этой утренней чуткой, хрупкой прозрачности стоит на стоянке у перекрестка четырехтонный грузовик. В его вместительном кузове, накрытые брезентом, лежат тюки хлопка. Но в самом хвосте кузова осталось как раз столько свободного пространства, чтобы мы сумели уместить здесь двоих влюбленных и завязку трагедии.
Пустая кабина грузовика заперта.
Поначалу влюбленных нет — они появляются внезапно. Они выходят из-за редких елочек на краю дороги, идущей на запад. Они не спали, и солнце, видимо, слепит их, городок кажется им тихим. Сонное утреннее спокойствие неизбежно делает их центром внимания. Они выходят на дорогу.
Девушка кладет руку парню на плечо и начинает надевать туфли. Туфли у нее белые, на высоких каблуках, и как только она их надела, так сразу же обратила наше внимание на свои красивые, загорелые и исцарапанные ноги. На девушке цветастое шелковое платье и светлый жакет. У нее какая-то послештормовая прическа, а вернее, удачный вариант непричесанности. Рот у нее великоват, а несколько пухлые губы красны, как земляника. В ее больших глазах отразились и ночь и это утро, взгляд, как это бывает у влюбленных, какой-то затуманенный, отсутствующий, смотрящий как бы сквозь предметы и поверх них. Единственное, чего не хватает девушке, так это хрупкости. У нее крепкие ноги, крепкое задорное тело, а шея могла бы быть и потоньше. Вообще же она выглядит так, как должна выглядеть молодая здоровая девушка, которая всю иванову ночь протанцевала со своим парнем, ни в чем ему не отказывала, ни о чем теперь не сожалеет и страшится лишь одного: наступления будней. Красивая девчонка, сжигающая все мосты.
Они стоят на шоссе. Несмотря на то, что девушка уже надела туфли, она с цепкостью собственницы по-прежнему держит парня за ворот сорочки. Притягивает его к себе. Парень обнимает ее одной рукой. Не отрывая друг от друга глаз, они идут зигзагом к машине. Ну а парень!.. Силы небесные, что за парень! Он сузил свои джинсы до предела, чтобы выставить напоказ все мускулы. Пиджака на нем нет. Под пестрой рубашкой угадывается могучий торс. Большие, широко расставленные водянисто-голубые и не блещущие умом глаза. Крохотный чичиковский подбородок с ямочкой и не соответствующий всему остальному дворянский нос. На редкость светлые волосы вьются натуральными крохотными колечками, словно каракуль. Рука девушки все время тянется к этим волосам. Будь в этом парне хоть грамма на два злости, из него вышел бы конокрад. Но злости в нем нет. Из-за своей безмерной доброты он не сможет не стать законченным подкаблучником, который будет мыть полы и стирать пеленки, колоть дрова, бегать в лавку за молоком и после рождения первого ребенка называть свою жену «мамочкой». Посадив своего бэби на колени, он будет под новогодней елкой фальшивым, но отчаянно задушевным голосом петь «Святую ночь», слов которой не сумеет заучить до самой смерти.
Наша пара подходит к машине. Парень заглядывает в пустую кабину и обходит вокруг грузовика, постукивая ногой по скатам.