Девушка (хныча). Я одеваюсь. Сорочка пропала. И куда ты бросил платье?
Парень. Прикройся чем-нибудь. Живо! Где сигареты?
Девушка (торопливо одеваясь). В сумочке, ты положил их в сумочку, когда удостоверение делал.
Парень хватает сумочку, выгребает из нее сигареты и вместе со спичками выбрасывает их в полуоткрытый иллюминатор.
Парень. Сигарет и спичек у нас нет. И запомни: не было. Ни сигарет, ни спичек у нас не было!
Проходит секунда, вторая, пятая, десятая. В коридоре тихо. Звуки с палубы сюда не доходят. Парень, стоящий сейчас у стола, успел успокоиться. Глаза его рыщут по столу в поисках еды и находят кусок хлеба. Кое-как одевшаяся девушка остается, несмотря на всю реальность опасности, женщиной и прихорашивается перед зеркалом.
Тишина в коридоре и монотонный гул двигателей как бы отгородили ее от всего, что происходит и может произойти за пределами каюты. Она бросает взгляд на парня, голова которого на светлом фоне иллюминатора напоминает сейчас медальон с изображением Тарзана, и глаза ее сужаются, а накрашенные губы трогает чувственная призывная улыбка.
Парень. Я же сказал — пожарная тревога. На кораблях любят этот цирк.
Девушка. Ага...
Парень. Зачем ты губы накрасила?
Девушка. Я думала... Хочешь, сотру.
Паром с мостика. Над людьми и машинами плавают серые и прозрачные волны горького дыма, проникающего и на мостик. Все свободные члены команды на палубе, каждый занял свое место у одного из шлангов.
По обе стороны апареля плотно сбились пассажиры, все проталкиваются к самому носу, чтобы находиться хоть на несколько сантиметров подальше от дымящегося грузовика. Люди не кричат и не разговаривают, только протискиваются, протискиваются, протискиваются и чего-то ждут. Временами дым сгущается, и палуба становится похожа на какую-то пасмурную юдоль скорби. Водители пробираются к своим машинам.
Вдруг вялые расплющенные шланги оживают, начинают извиваться, как змеи, становятся тугими и круглыми: заработало давление в шесть атмосфер.
Поверх машин хлещет пенистая белая вода.
Капитан (кусая губы, матросу). Вызови радиста!
Матрос убегает.
Штурман. Что ты задумал, старик, что ты хочешь делать?
Капитан. Вызову второй паром.
Приходит радист.
Капитан. Маркони, немедленно вызывай второй паром. Мы горим. Пусть возьмет пассажиров.
Радист. Есть, капитан. (Уходит.)
На мостик врывается боцман, глаза у него налились кровью, он весь мокрый.
Боцман (скороговоркой). К этой заразе не подберешься! Так по-дурацки загнали машину — ни с какого боку не подступишься. А чертов хлопок горит вовсю. И впереди, в самом дальнем конце от кормы, автоцистерны! Они хоть пустые?
Капитан (с усилием). Нет, обе полны бензина. Обе.
Боцман (скороговоркой). Что за гад пустил их на паром! Мы же взорвемся! Мы же вот-вот взорвемся! Набить пассажирский паром автоцистернами! Сроду еще не плавал на таких свинарниках! Кто их погрузил? У меня трое детей.
Капитан (резко). Не ори. (Штурману.) Марш — вниз! Четыре шланга на эту горящую телегу и два — на ее бензобак, для охлаждения, и пока не...
Боцман. ...пока мы не взорвемся!
Штурман. Можно исполнять, капитан?
Капитан. Нет, погоди. Пассажиров загоните в салоны и вниз. Сколько поместится. На корму их сейчас не перегонишь. Стой! Если попадется морда поотчаянней, оставь на палубе, пригодится!
Штурман уходит.
Радист (появляясь в двери). Второй паром выходит. Радиограмму в Таллин дать?
Капитан. Нет! Там и без того узнают раньше времени.
Матрос (врываясь без стука). Капитан, к машине не подберешься!
Капитан. Сдерите брезент, откройте борта. Выкиньте хлопок в море!
Матрос. Невозможно. Впереди машины!
Боцман. Нельзя. Разворошим огонь. Бензин! Если мы не решимся сразу, то...
Капитан. То... да... Нет, иного пути нет, иного нет. (Хватает рупор.) Первый апарель — к спуску. Первый апарель — немедленно к спуску!
Боцман. Что ты делаешь?
Капитан. Сброшу машины. «Волгу», коляску, «виллис», «москвич», потом обе цистерны и, наконец, грузовик с хлопком. Больше ничего не остается!
Боцман. Больше ничего не остается, капитан.
Апарель опускается. И поскольку в этом дымном чаду на мостике обмен репликами, команды капитана, все действия, все движения фантастически стремительны, спуск апареля кажется мучительно медленным. Апарель опускается. И перед паромом дециметр за дециметром открывается кусок синего моря. От дыма и потоков воды, хлещущих поверх машин, синева эта стала густой и темной. На мостике уже тяжело дышать.