Капитан второго парома. Одно в этой истории паршиво — цистерны.
Наш капитан. Да.
Капитан второго парома. Могло бы и хуже кончиться. Мостик к небу и сто покойников.
Наш капитан. Могло бы.
Входит штурман.
Штурман. Водитель выживет. Пришел в сознание. Ругается и форсит, выставляется, как петух.
Капитан. И то хорошо!
Штурман. Что хорошо?
Капитан. Что ругается.
Штурман. Наверно, виноват я.
Капитан (устало). Ты? Виноват? Может, и в самом деле так. Все может быть. На свете нет ничего невозможного. Думаешь, мне от этого легче? Своей радостью можно и с другими поделиться, своей виной не поделишься. Она вся твоя. Так-то!
Штурман, пятясь, отходит.
Входит боцман. Капитан крепко, двумя руками жмет его руку.
Боцман (одновременно и смущенный и довольный). Оставь, старик. Еще поплаваем.
Капитан (повернувшись к боцману и забыв о своей жене, о втором капитане, о штурмане, обо всем). А что дальше? Что будет дальше, боцман?
Боцман. Надо составить рапорт. На то ты и капитан.
Капитан. Да. Дело, конечно, ясное.
Боцман. Что дальше? Первым делом поднимем апарель. Паром должен быть паромом, а не подбитой вороной с опущенным клювом. Надо отметить место.
Капитан (боцману). Поставь буй. (Переводит ручку машинного телеграфа на «полный вперед». Хватает рупор.) Поставить инвалидную коляску на колеса! Поднять апарель!
Дизели начинают работать на полную мощность.
Свободные от тушения пожара матросы бегут на носовую палубу и ставят инвалидную коляску на колеса. Нос коляски немножко помялся, одна фара вдавлена. Но коляска все-таки в порядке. Тийу мигом забирается на сиденье и, не обращая внимания на мать, пожирающую ее голодным взглядом, весело кричит инвалиду нормальным детским голосом:
— Дядя, иди! Я уже здесь.
Апарель поднимается, поднимается, и стальное кольцо вокруг парома снова смыкается.
Второй паром отваливает, описывает полукруг и берет обратный курс.
И снова гавань. Паром причаливает. На пристани два красных пятна пожарных машин и два пустых автобуса, ожидающих пассажиров. Как-то обособленно стоит «Волга», а рядом с ней — мужчина в форме капитана дальнего плавания.
Апарель медленно опускается, и нам открывается напоследок вид на пустую носовую палубу, где стоит в одиночестве инвалидная коляска с помятым носом. На палубе четыре филологички, сельделовы, подружка водителя «москвича» и ее спутники по машине, председатель колхоза.
Палубу заполняет гул включенных автомоторов.
Все пассажиры, находившиеся в правом салоне, выходят на причал из боковой двери. Это молчаливый народ, торопящийся поскорее отойти от парома как можно дальше. Паром, эти несколько сот тонн качественной стали, все еще кажется им враждебным, и хотя большинство из них не догадывается о том, что происходило в действительности, люди оглядываются так, словно за ними гонится незнакомая собака.
Первой съезжает на сушу инвалидная коляска. Парикмахерша глядит ей вслед. Коляска удаляется, а лицо парикмахерши становится все естественнее, ее отчаяние — все человечнее. Она по-прежнему стоит у поручней, в двух шагах от безмолвного доцента.
Филологички и сельделовы пробираются между машинами на корму, туда, где оставлены велосипеды.
Машины одна за другой съезжают на причал, паром становится все выше и пустыннее. Затем сходят и девушки, ведущие свои велосипеды, они окружают двух сельделовов, словно почетный караул. Все шестеро молчат, но мы чувствуем, что на их плечи можно положить завтра хоть половину земного шара.
На уже опустевшей палубе появляются водитель «москвича» и парень с комсомольским значком. Водитель «москвича», у которого левая часть лица забинтована, положил руку на плечо спутника. Он внутренне уязвлен тем, что палуба уже пуста. Не так надо встречать героев, не так надо высаживать на берег своих спасителей. Они проходят по апарелю на причал, где возле лежащего на земле багажа их ожидают двое спутников.
Водитель «москвича» (показывая на багаж). Могли бы швырнуть эти шмотки в море.
Девушка. Подумать только! А дальше?
Водитель. Дальше? Циферблат мне повредило. (Парню с комсомольским значком.) Не столкни я в море эту телегу, вы уже превратились бы в жареные котлеты. Если бы не я...
Парень с комсомольским значком. Так нашелся бы кто-нибудь другой.