Так что за Яузу я более-менее спокоен, и построено все с учетом возможного пожара, и люди обучены.
Москва же иное дело… хоть и предписано настрого солому на крыши только после вымачивания в глиняном растворе класть, но за всеми не уследишь. Да и ветер искру под соломенную стреху загонит или головешку на дранку бросит и привет, пошло-поехало. И даже если все сделано верно, на Посаде и особенно на Торгу тесно и потому горело, горит и гореть будет. Стихия, город почти весь деревянный, остается только надеяться и молиться.
Варьские ворота проскочили с ходу под неумолчный звон колоколов по всей Москве, но почти сразу встали — навстречу, убегая от наступавшей стены огня, валили бабы с детишками, а осатаневшие мужики, кто в чем, пытались противостоять пожару.
— С ведрами на крыши, головни гасить! — распоряжался городовой боярин.
В слепящем дыму бросались люди в огонь, спасать добро, выпрыгивали обратно, катались по земле, чтобы сбить затлевшее на одежде пламя, обливались ведром-другим воды и снова бросались в полымя, отчаянно ругаясь и прикрывая глаза рукавами.
Зарево затмевало встававший рассвет, по улицам и закоулочкам надрывно вопили бабы, орали мужики, страшно ревела запертая в хлевах скотина, сгорая заживо… Кони тревожно ржали, пришлось спешиться и отослать их назад.
Пламя, подгоняемое ветром, обнимало город с трех сторон, растекаясь от Торга до внешних стен, проглатывая посадские дворы один за другим. Будто лавой изнутри распирало кровли, вышибало стропила и перла неостановимая стена жара, подгоняя перед собой дымный вал.
Из него вываливались обожженные, полузадохнувшиеся люди, таща за собой тех, кто уже не мог идти сам, волокли мешки и сундуки. И почти сразу же, как только достигали относительно безопасного места, с руганью бросались назад растаскивать горящие терема баграми. Дым забивал легкие, я придержал мужика, тащившего ведро с водой, макнул шейный платок и замотал лицо. Огонь гудел как в домнице, утробным басом, взлетая над крышами и теряясь в удушливом дыму.
Вот нихрена не пожар в Радонеже, там мы были вокруг, а пожар посередине. А тут — наоборот, страшный зверь, огненный дракон завивался кольцами и жрал дом за домом, улицу за улицей. Гигантскими свечами горели колокольни, падающие с них колокола бились о землю с жалобным звоном, вышибая из бревен и угольев снопы искр.
Мне под ноги, сверкая обезумевшими глазами, метнулся закопченный мужик с криком:
— Боярин, дай крючьев!
Его встряхнул Волк — с князем говоришь! Мужик встряхнулся, с силой провел ладонью по лицу, размазывая сажу, и бухнулся на колени. Я пригляделся и с трудом признал его:
— Козеля?
— Ага… — выкашлял он.
— Так твое же на Торгу?
— Все выгорело, — сплюнул черную слюну корчмарь. — Коранда, небось, порадуется.
— Твои живы?
— Сын должон за реку вывести.
— А здесь тогда что?
— Тушу, со всеми… — он поглядел на стену огня за спиной и зло выругался. — Беда общая, так и бороть сообща.
Я поднял его на ноги, глядя в настырные глаза и который раз поразился упорству нынешних людей — все потерял, неизвестно, живы ли родные, ан нет, не бежит, не голосит, не прячется, а от власти требует не защитить и сопельки утереть, а дать возможность встать вместе со всеми. Ну так другие люди и не подняли бы страну после всех нашествий, пожаров, моровых поветрий и что еще там падало на нашу долю…
Все, как один, раз за разом. Сообща. Только так.
Меж тем в суматохе проступал порядок. Уже бежали не абы как, а по указаниям выставленных городовыми боярами ярыжек. Уже бившиеся с огнем молодцы с крючьями, баграми и мокрыми метлами сплачивались в ватаги и шли, сбивая огонь и растаскивая дома и клети, ослепительно сиявшие оранжевым сквозь щели между бревнами. Даже неслышные в реве пламени и общем гвалте приказы выполнялись все четче и четче.
От Дмитриевской вскачь, вырвавшись из бог весть чьей конюшни, неслись лошади — семь или восемь, сшибив двух зазевавшихся огнеборцев, но остальные успели раздаться. Один, половчее, так и ухватил коня за гриву, ему тут же в руку всунули веревку, которой он ловко взнуздал коня, запрыгнул охлюпкой ему на спину, ударил пятками и поскакал из города на Васильев луг. Следом переловили и погнали остальных коней, не давая им совсем обезуметь в пожаре.